Рецензенты уже окрестили эту откровенную, но совсем не пошлую картину «экранным «Декамероном»… Интересно, а как отражалась и отражается тема «ню» в изобразительном искусстве и в кино в целом?

Западный мир с самого своего рождения культивирует в художественной культуре позитивную установку ко всем аспектам телесности. Причем принятие христианства не привело к кардинальной смене приоритетов. Не так давно известного польского сексолога спросили, как католическое вероучение сочетается с его профессией. Польский специалист ответил: в Библии сказано, что человек создан по образу и подобию Божию. Там не сказано, будто у человека есть какие-то части тела, которые созданы по какому-то иному «подобию» — следовательно, человек весь, целиком «позитивен» именно с религиозной точки зрения.

Начиная с Ренессанса, мощно реабилитировавшего телесное начало, во всех художественных стилях западного искусства высокая эротика занимала почетное место. Аналогичное положение «модулировало» и в кинематограф: проблема взаимоотношений мужчины и женщины в западном искусстве была не «клубничной», а жизненной.

В России все было намного сложнее — в силу специфики православия, жестко табуировавшей не только эротику, но и телесность вообще. Что касается русской эротики, то в изобразительном искусстве у нее было два всплеска — в эпоху романтизма, как своеобразный «ремейк» сюжетики Ренессанса (у К. Брюллова, Ф. Лапченко, Г. Семирадского), и затем в Серебряном веке — например, в полотнах В. Серова и Б. Кустодиева. Кстати, и русская литература по-настоящему обратилась к эротике в эту же эпоху — в сочинениях И. Бунина и В. Набокова. Советская эпоха, как известно, резко пресекла эту сферу, фактически вернувшись к средневековым установкам, — хотя отдельные прецеденты можно было наблюдать и тогда: так, картина В. Дейнеки «Мать» является едва ли не самым эротичным полотном за всю историю отечественной живописи.

Впоследствии данная сфера «реанимировалась» в постсталинскую эпоху, но не в культурном официозе — например, у нонконформистов или у раннего Ильи Глазунова. Аналогичная картина была и в кино: в сталинскую эпоху оно было просто «стерильным» и бесплотным, в хрущевско-брежневскую — пересчитать по пальцам те ленты, где можно увидеть «ню»: «Табор уходит в небо», «Экипаж», фильмы А. Тарковского... А в перестроечные годы происходит иррациональный и безвкусный прорыв в эротическую образность в такой гомерической пропорции, что возник феномен «перестроечного кино»: там зачастую вообще нет ничего, кроме мозаичной демонстрации обнаженных тел («Страсти по Анжелике»).

И сегодня обращение к киноэротике в отечественном искусстве воспринимается как нечто экстраординарное, требующее некоторого мировоззренческого напряжения — что сказывается и на результатах: Рената Литвинова даже констатировала наличие некоторой «традиции негативизма» по отношению к эротической телесности в российском кино.

Приходится констатировать: мерилом успеха «ню на экране» были и будут не только талант и вкус (это — в первую очередь!), но и, если хотите, степень «европейскости» творца.