Впрочем, и это еще — не самая большая беда: в конце концов депутаты нижней палаты парламента вольны озвучивать любые «заявления», даже самые эксцентричные — Конституцией сие не запрещено. Но вот на днях эта фраза прозвучала на канале «Россия 1». Все-таки канал «Россия 1» — не личный канал товарища Зюганова, и даже не спонсируется КПРФ: он — государственный.

…Александру Солженицыну принадлежит поразительное по афористичности высказывание: «СССР соотносится с Россией, как убийца с убитым». И это — не преувеличение, а точная констатация исторического факта. Общеизвестно, что наследниками и защитниками исторической России считали себя белогвардейцы: именно они написали на своих знаменах «За единую и неделимую Россию», они на завершающем этапе Гражданской войны назвали себя Русской армией. А большевики — строители СССР — писали на своих знаменах совсем другой лозунг: «За Земшарную коммунистическую республику!». И никакой преемственности с предыдущей Россией они не только не представляли себе — наоборот, пафосом их деятельности был полный разрыв этой преемственности. Сейчас об этом не любят вспоминать — но материалов и документов на эту тему миллион, все выложено в Интернете, доступно любому, было бы желание. Кстати, «пролетарскую революцию» «прочие и большевики» (именно так охарактеризовал левых сторонников коммунистической утопии Андрей Платонов в «Чевенгуре») понимали и представляли себе исключительно «в мировом масштабе» — достаточно вспомнить дизайн советского герба… И для Ленина и его сторонников проблема мировой революции мыслилась как исключительно планетарная. Причем конкретная страна, где все начнется, воспринималась как простой плацдарм для дальнейшей эскалации, как «трамплин для прыжка». Общеизвестно, что накануне Февральской революции большевики в эмиграции не надеялись дожить до революционных перемен именно в России. Там все казалось стабильным, в начале Первой мировой войны рейтинг Николая II зашкаливал за 90%! И Ленин на полном серьезе обсуждал проект организации революции в Швейцарии или США, а Троцкий — на … Гавайских островах (!). Просто весной 1917 года удачно подвернулась Россия, так уж карта легла, — и поехали в пломбированном вагоне именно туда, а не в Гонолулу (может быть, даже без особой охоты — на Гавайях было бы все приятней проворачивать, обстановочка курортная). И в дальнейшем большевистская верхушка с легкостью сменила бы географические координаты, если бы ситуация как-то иначе сложилась. Слово «патриотизм» в данной среде было бранным: Ленин в своих статьях высказывался на сию тему вполне определенно. И в 1920 году, во время страшнейшего крымского террора, людей тысячами расстреливали по официальному обвинению в «патриотизме». Все сказанное детонировало и в отношении Ленина к русскому народу (равно как и ко всем остальным народам России и мира): однажды «вождь мирового пролетариата» высказался в духе — «Пусть 90% русского народа погибнет, с остальными мы будем строить коммунизм!». И это было не индивидуальной паранойей конкретного ополоумевшего «фюрера», а логическим выводом из вульгарно понятой фразы «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса о том, что «рабочие не имеют отечества»… Убийственный исторический излом: спустя 70 лет после «Великого Октября» пришедший к власти лидер афганских марксистов Нур Мухаммед Тараки изрек с изумительной по цинизму «наивной искренностью»: «В Афганистане живет 16 миллионов человек. Нам для революции столько не надо» (!).

При Сталине изменилось только одно: завоевание мира стало пониматься как имперская акция, руководимая из Москвы (потому-то современные «державники» и боготворят Иосифа Виссарионовича). Сохранилось потрясающее свидетельство: в 30-е гг. Сталин распродал на Запад 70% коллекций Эрмитажа в обмен на получение военных технологий из США. С советской стороны эту сделку курировал Анастас Микоян, а с американской — Арманд Хаммер. Последний однажды не выдержал и спросил Микояна: «Неужели вам не жаль распродавать национальное достояние?». Ответ советского дипломата потряс американца еще больше — Микоян сказал: «А чего жалеть? Мы все равно скоро устроим мировую революцию и все у вас отберем»… К слову, и при Сталине поворот к «патриотизму» (в действительности — к великодержавному шовинизму) произошел не сразу: еще в 1932 году имели место такие акции, как гнусное поношение композиторов «Могучей кучки» в печати, взрыв храма Христа Спасителя и надругательство над могилой Багратиона на Бородинском поле. Могилу полководца вскрыли, кости выбросили из гроба, по костям ходили, ордена и шпагу героя сорвали и сдали в Торгсин (!). Строго говоря, именно патриотический аспект в советской идеологии появился только с начала Великой Отечественной войны (было бы странным наблюдать обратное). Как издевательски заметил известный военный исследователь Виктор Суворов, «сразу после 22 июня коммунисты закричали, что они ведут войну не за мировую революцию, не за раскулачивание и террор против «врагов народа», не за колхозы и концлагеря, а за конфетки-бараночки, за аромат пирогов, за белых яблонь дым, за Расею!». Для иллюстрации сказанного предлагаю хрестоматийный факт: в СССР существовала такая одиозная организация, как Союз воинствующих безбожников. Чем и как она занималась — общеизвестно. Хотите знать дату ее ликвидации? Извольте: 23 июня 1941 года. Комментарии оставляю читателям.

И наконец, никакой «русофобии» как понятия в СССР не было — до самого конца, до ГКЧП и Беловежской пущи. «Антисоветизм» — да, это было не только ругательство, но и конкретная уголовная статья. Да и по жизни не было худшей стигматы, чем ярлык «антисоветчика», — об этом есть известная песня Игоря Талькова. А термин «русофобия» принадлежит математику и правоконсервативному публицисту Игорю Шафаревичу: так называлась его работа, вышедшая в 1982 году в самиздате и за рубежом. В этой работе автор использовал идеи французского националистического историка начала XX века Огюстена Кошена, который разработал идею о «малом народе» — антинациональной элите, навязавшей «большому народу» свои идеи и теории и таким образом явившейся подлинной причиной и движущей силой французской революции. По Шафаревичу, российское воплощение феномена «малого народа» сыграло большую роль в революции в России. При этом «малый народ» не является, по Шафаревичу, каким-либо национальным течением (в нем присутствуют представители разных наций), но он содержит влиятельное ядро, связанное с евреями (вообще концепция Шафаревича, изобилующая откровенными домыслами и передергиваниями фактов, носит откровенно фашистский характер). Но, что показательно, и Шафаревич никогда не ставил знак равенства между «русофобией» и «антисоветизмом» — хотя бы потому, что был яростным антагонистом коммунизма, почитая его за разновидность «жидомасонского заговора». Так что нынешняя редакция — полностью на совести тех, кто мечтает о реставрации сталинизма и пытается найти платформу для новой 58-й статьи…