Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Игры в бабочек

За окном — весна, а значит активно формируется афиша ежегодного областного фестиваля лучших театральных работ «Браво!». И мы отправились в Учебный театр на выпускные спектакли студентов IV курса отделения артистов драмы и кино (руководитель Александр Блинов) Екатеринбургского театрального института. Один из них — «Игры на заднем дворе». Дома, в Израиле, Эддна Мазия имеет статус популярной современной писательницы, драматурга, сценариста и режиссера. Для России же имя это новое, неизвестное, и, наверное, еще и поэтому ее произведение произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Слушается дело о групповом изнасиловании несовершеннолетней девушки, а фокус в том, что пьеса эта — перевертыш, где подсудимые же превращаются в судей. При этом казенщиной здесь и не пахнет, хотя в тексте немало специальной терминологии медицинского и юридического свойства. Причем вот ведь как интересно: именно эта терминология не только переводит повествование о молодежи в социальную плоскость, но и цепляет именно молодежь. Получается некое исследование морального фактора существования молодежи, и пункт приписки  неважен — соседний двор за углом или где-нибудь в Тель-Авиве, Париже, Нью-Йорке.

В центре спектакля — образ Двори Махнес, этакой современной Лолиты. Да-да, именно современной. Ведь со времен написания набоковской «Лолиты» минул не один десяток лет, и, кроме вечного комплекса рано разбуженной сексуальности, нам никуда не уйти от попсового, даже клипового, восприятия действительности современными молодыми людьми.

Итак, героиня — девочка самостоятельная, порой агрессивная, но при этом доверчивая и даже искренняя. Противостоят ей мальчики-подростки и мир взрослых. Конфликт выстроен так, что перед нами не факт, а его осмысление, оценка. Отсюда и социальная острота, актуальность, попытка понять подростков, потерявших моральные ориентиры. И главное, не только понять, что движет современными Лолитами и их сверстниками, но и вовремя протянуть руку помощи, чтобы не дать сделать последний опрометчивый шаг, потерять душу и веру в добро. Ведь никто не отменил вечных заповедей: «Не укради, не убий…».

В другой плоскости ведет разговор с подрастающим поколением Леонард Герш в пьесе «Эти свободные бабочки». Дональд и Джил случайно оказались соседями по этажу. Он хочет стать музыкантом и решает пожить один, чтобы доказать матери свою независимость. Она мечтает о карьере актрисы и уже успела выскочить замуж, а через шесть дней сбежать от мужа, причем все потому же — из-за желания быть независимой. Жизнь по принципу свободной бабочки: удовлетворяй только свои желания, ни на секунду не задумываясь о других. Ноль обязательств, ноль ответственности, ноль забот… Узнаваемая картинка? А вокруг «безумный» Нью-Йорк, с его хиппи-дриппи свободой. Ведь по пьесе это 60—70-е годы XX века.

Вот только еще один нюанс: Дональд — слеп. Отсюда особенно острая постановка конфликта «отцов и детей». Ведь (что естественно!) у его матери собственные представления о будущем сына. Но самый слепой — это тот, кто не хочет видеть… Мать Дональда, по его же определению «стальная и несгибаемая», чувствуя свою вину за случившееся с сыном, всячески старается помочь, оградить, подстелить соломки. Только словно не замечает, что малыш ее уже вырос и не хочет быть хомячком, которого ласкают, кормят, но из коробки не выпускают.

Но вот однажды Джил не приходит к ужину, объявляя о том, что переезжает жить к продюсеру, который предложил ей роль в одном дешевом спектакле. А что же делать Дональду? Продолжать противостояние налаженной жизни или вернуться домой?.. Как же тяжело оставаться одному во всем мире среди понятной только тебе вселенской черноты и пустоты. Тем более, когда ты успел поверить, когда тебя коснулось крыло ба-боч-ки. А еще к парню приходит горькое понимание, насколько душевно убогими порой могут быть люди.

Пьеса обращена даже не к возрастным, а к вечным проблемам: в чем заключается свобода; нужно ли окружать ребенка своей опекой; что является в жизни главным; как под натиском жизненных неудач не растерять искренности и доброты. Но только что-то упустили «блиновцы», быть может, погнавшись за внешними манками того времени (свобода и рок-н-ролл), музыкальным решением спектакля (в нем наравне с главными персонажами появились еще и музыканты). В общем, при всем обаянии главного героя в исполнении Константина Копейкина «истории бурного романа длиной в один день» — или просто чуда — не получилось. А каким значимым спектакль мог бы стать для нынешней молодежи, не верящей в любовь, молящейся лишь идолам под именами «секс» и «деньги»...

Константин играет своего Дональда пока несколько скованно и даже однообразно, эмоциональное развитие персонажа скорее лишь намечено. Но работа эта серьезная, и скорее всего схематичность со временем сгладится. В исполнении роли нет истерики заведомого страдальца, исполненного манерной гордости за свою непростую судьбу. Его слепота —  лишь крючочек, подкинутый ему судьбой, чтобы открыть в себе что-то куда более важное.

А вот из Джил (Анастасия Мунтян) настоящей «бабочки» не получилось, и остается неясным: а почему именно она так прочно «влетела» в жизнь Дональда? Да, к ней можно проникнуться симпатией, но не больше — ее обычность не переросла во что-то большее. Зато Миссис Бейкер, мать Дональда (Светлана Смагина), «проняла». Ну как объяснить этим детям всю «холодность» этого мира, да и сказок-то, наверное, не бывает. Жить с инвалидом — это, как правило, крест, который мало кто может нести годами. Образ матери взрослого больного сына читался со сцены, и правда получилась на ее стороне. Она не желает мириться с тем, что ребенок ее вырос, признать его право на личную жизнь. Другое дело, что не получилось противоречия, — женщина эта не осознает, что, пытаясь спасти своего мальчика от жестокого окружающего мира, она обрекает его на жалкое существование инвалида. Может быть, такая задача не ставилась — более современная мама. Но почему-то так хочется подписаться под каждым ее словом!

Претензии есть к ребятам и в «Играх на заднем дворе». Слишком уж увлеклись визуальными эффектами? Не спорю, порой видеоряд на заднике сцены неплох, хотя чаще просто дублирует происходящее действие. А кто ответит, что вкладывали создатели спектакля, скажем, в появление на экране американского президента Обамы? Или чрезмерное увлечение некой попсовостью — игрой тел молодых насильников, виртуозное переодевание лоботрясов в судей, облаченных в тяжелые мантии, «игра» в изнасилование (хотя это, скорее, хороший ход — никакого натурализма, просто как игра в мячик).

Кстати, и здесь заметен именно Константин Копейкин. Перед нами развитие образа от внутренней скромности, зажатости, боязни быть оспоренным лидером их небольшой компании до непонимания, почему такая кара его постигла.

Довелось посмотреть у выпускного курса специализации «Артист драматического театра и кино» еще и спектакль «Айболит», заявленный как пинк-панк-шоу с клоунадой, рэпом, трюками, акробатикой и роком. Говорят, это точная «иллюстрация» одноименного мультфильма. Шоу, безусловно, получилось, вот только когда ставишь в один ряд три спектакля, решенных в одном «музыкальном ключе», невольно рождается мысль, что ребята все же чрезмерно увлеклись внешними «игрушками», подчас забывая о движениях души.

Автор статьи: Мария ДЕМИНА

Другие новости