Это — уникальный, никем еще не преодоленный рекорд. Владимир Михайлович является на сегодня не только самым великовозрастным артистом России, но и старейшим на планете «действующим» актером (занесен в Книгу рекордов Гиннесса!). Ибо самое поразительное — даже не возраст юбиляра, а то, что он по-прежнему работает в театре, играет в спектаклях, полон сил и творческих планов (последняя его театральная роль создана в 2015 году, экранная — в 2014-м), элегантен и даже франтоват. Действительно Владимир Зельдин — это своего рода феномен…

Биография виновника торжества — тоже почти «голливудская». Родился еще «при царе-батюшке» в далеком, почти сказочном 1915 году, в провинциальном городке Козлове (ныне — Мичуринск, в Тамбовской области), в семье принявшего православие музыканта-еврея, капельмейстера расквартированного в Козлове 39-го Томского пехотного полка. После переезда семьи в Москву, в 1924 году, перепробовал несколько профессий: учился на музыканта (освоил трубу, рояль и скрипку, что очень пригодилось ему в жизни), пытался стать моряком (не взяли из-за слабого зрения), работал учеником слесаря на заводе… Почти случайно в начале 30-х гг. прошел по конкурсу в производственно-театральные мастерские при Театре МГСПС (впоследствии — Театр имени Моссовета). И с той поры жизнь Зельдина неразрывно связана с театром.

А в 1940 году произошла  почти случайная встреча с прославленным режиссером Иваном Пырьевым, мгновенно распознавшим огромный кинематографический потенциал молодого еще (25 лет) артиста: результат — участие в съемках легендарного фильма «Свинарка и пастух», превратившая Зельдина в одного из самых популярных и востребованных артистов советского и российского экрана.

Феерическая карьера, баловень судьбы… В страшные сталинские годы Владимир Зельдин дважды — в 1933 году и в годы войны — попадал в поле зрения карательных органов, побывал на допросе на Лубянке, находился под судом за мнимый срыв спектакля: как наполовину шутливо, наполовину всерьез рассказывает Зельдин — «меня чуть не расстреляли». На фронт не попал из-за участия в съемках «Свинарки и пастуха»: ходили слухи, что указание непременно доснять ленту дал сам Сталин…

Пожалуй, самое тяжелое испытание в жизни Зельдина — познать трусость и предательство коллег: в 1949 году в Театре Советской Армии за опоздание на спектакль по причине ДТП над артистом устроили товарищеский суд, где Владимиру Михайловичу выпало выслушать от своих товарищей по труппе следующий гнусный пассаж: «Такие люди, как Зельдин, становятся предателями Родины, могут стать шпионами!». И ни один из друзей не вступился — все в коронной советской манере…

Что двигало артистом все эти годы? И что позволило ему на протяжении такой эпически долгой жизни сохранять и физическую, и главное, духовную форму?  Во-первых, позитивный настрой, приятие мира, вошедшая в поговорку зельдинская доброжелательность. Об этом очень хорошо высказался режиссер Юлий Гусман: «Подобной душевной доброты, активной жизненной позиции, желания встрять в любую драку и устранить любую несправедливость, ходить, защищая права актеров, — может только Владимир Михайлович Зельдин. Тем более что для себя он никогда ничего не просил. И это не поза, а правда… Владимир Михайлович действительно человек, который мало ест, мало о себе говорит, а уж ставшая притчей во языцех его квартира в 28 квадратных метров… Повесть о его жизни так можно и назвать — «28 квадратных метров». Вообще, в нем есть обаяние молодой души и абсолютного душевного здоровья, счастливое сочетание внутреннего духовного мира и возможность «светить всегда, светить везде до дней последних донца…». Как будто бы Маяковский это именно о Зельдине написал…»

Кроме того — влюбленность в красоту во всех ее проявлениях. Сам Зельдин — опять-таки полушутливо — признается, что «всю жизнь пребывал во влюбленном состоянии по отношению к женщинам». По словам мэтра, «любовь — это все. И женщина для меня — это чудо природы. Я их обожаю всю жизнь!». И женщины платили ему полной взаимностью: актер был трижды женат, а по количеству молоденьких поклонниц В. Зельдин также мог бы стать своеобразным рекордсменом… Поразительная деталь его биографии: когда шел кастинг на главного героя «Свинарки и пастуха», режиссер И. Пырьев произвел следующую поразительную «пробу». Вновь слово Владимиру Михайловичу: «Пырьев собрал в просмотровый зал всех женщин съемочной группы, показал им все актерские пробы и задал один вопрос: «Такой Мусаиб будет пользоваться успехом и любовью у зрителя? А такой?» Представьте себе, дамы из всех «грузин» выбрали меня! Как мне рассказывали: единогласно! И таким своеобразным образом меня утвердили на роль…»

Плюс — фанатическая преданность профессии и творчеству. Сам Зельдин признается, что именно искусство помогает ему ежедневно преодолевать понятные для его возраста физические недомогания: «Сцена меня лечит!».

И наконец, — по «гамбургскому счету» высокая планка этических критериев. Владимир Михайлович как девиз любит повторять слова своего героя Дон Кихота (из спектакля «Человек из Ламанчи»): «Не называй своим ничего, кроме своей души. Смотри вперед — в прошлогоднем гнезде птенцов уже не найти. Помочь торопись человеку ты, рыцарь прямых дорог. Дульсинея придет к тому, кто сам решил и помог». И — знаменитую максиму барона Мюнхгаузена из комедии Г. Горина: «Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны! Умное лицо — это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!».

… По поводу своего эпохального столетия Зельдин отшучивается: «Вот кончится мой кошмар под названием «юбилей»… Это катастрофа с привкусом праздника. Но это не я сказал, а Пристли». И театральная жизнь замечательного артиста — продолжается. А мы с благодарностью вспомним все взятые им актерские вершины, уже ставшие историей театра и кино. Шекспировских Антифона Сиракузского («Комедия ошибок») и Люченцио «Укрощение строптивой»), шиллеровского Фердинанда («Коварство и любовь») и, конечно, влюбленного Альдемаро из «Учителя танцев» Лопе де Веги (роль, за которую Анна Ахматова удостоила артиста личной аудиенции), и Дон Кихота (за эту роль испанский король Хуан Карлос I наградил его орденом). Культового Мусаиба Гатуева из «Свинарки и пастуха», искрометного клоуна Николаева из «Карнавальной ночи», напыщенного чеховского профессора Серебрякова («Дядя Ваня»). Холодных лощеных «западников» — майора Стевени («Миссия в Кабуле»), короля Меллиота и мистера Диммока («31 июня»), лекаря Бомелия («Царская невеста»), эсквайра Фредерика Фэрли («Женщина в белом»), Артура Берлинга («Инспектор Гулл»), сенатора Феллоуза («Рафферти»). И конечно, «кровавого судью» Лоуренса Уоргрейва из говорухинских «Десяти негритят» — фаната законности, решившего на исходе своих земных дней покарать ушедших от правосудия людей с нечистой совестью, а заодно и себя — потому что себя он судит столь же бескомпромиссно, как и остальных. Частица сердца и души Мастера — в каждом из этих образов…