Как они встречали Новый год, с какими мыслями и ожиданиями вступали в новый день?

В канун самого радостного праздника «Уральский рабочий» решил воспользоваться машиной времени и мысленно перенестись в Екатеринбург конца XIX—начала XX века — время, которое называют «золотым веком» Урала. Приглашаем читателей к небольшому путешествию по новогоднему городу…

На дворе — зима 1888 года. К этому моменту в Екатеринбурге проживает уже около 60 тыс. жителей. Половина из них — бедняки, чуть больше трети — небогатые мещане или так называемый «средний класс» и треть — богатые купцы, дворяне и другие люди, умеющие не только сколачивать состояние, но и распорядиться им так, чтобы преумножить количество нулей на счетах.

—…Коляда-коляда! Отворяй ворота! Подавай пирога, блин да лепешку в заднее окошко! — слышите развеселое разноголосье? Это местная голытьба: парни да девушки из простого народа — ходят по окрестным дворам и колядуют. Новый год  у них как-то не в почете. Как и большинство, они верующие, и Рождество со святками-колядками гораздо ближе и понятнее.

Нисколько не стесняясь, колядующие заходят в богатые купеческие усадьбы, заглядывают к зажиточным горожанам. Улов, по их меркам, богат: пряники-свистульки, леденцы-ватрушки. Кто щедр, подает побольше-посытнее, кто поприжимистее, ограничивается остатками с барского стола.

Гуляющая босота давно знает: коль пойдешь в усадьбу к городскому голове, купцу Илье Симанову, наешься от пуза: для нищих те всегда еду оставляют. И не просто оставляют, а даже специально готовят. С голоду точно не помрешь — ни в Рождество, ни после.

К тому же для бедноты: сироток разных, стариков, больных — богатые екатеринбуржцы проводят благотворительные балы с лотереей. Самые яркие, красочные, шумные — в клубе общественного собрания (где ныне учебный театр ЕГТИ). Там в рождественские дни элита собирается на костюмированные «русские балы». Угощения здесь платные, но деньги идут на благие дела, например, в счет «детского убежища» (детского дома). Вот уральский богач Поклевский-Козелл шикует: выпивает за весь вечер один бокал шампанского (за 500 рублей!), и все. А в те времена на эту сумму можно было купить небольшой домик или рысака… Остальные поскромнее: кто-то платит 30—50 рублей за пряник, кто-то предпочитает штраф за несоответствие наряда всеобщей задумке вечера. Если бал ситцевый, некоторые дамы лучше отдадут 5 рублей (все равно на нужды сирот!), но явятся в бархате или шелке.

Впрочем, до революции почти все качество жизни Екатеринбурга зависит от денежных вливаний меценатов: на деньги промышленников, купцов, дворян обустраиваются улицы, организуются сообщества, поддерживаются неимущие горожане.

За чей, как полагаете, счет на Городском пруду устраивают новогодние народные увеселения? На чьи деньги здесь ставят деревянные и ледяные горки, карусели, на которых праздные горожане бесплатно катаются? Ладно, лавки с чаем и выпечкой по периметру — их ставят частные торговцы, и то с них «сбор» в городскую казну. Но все остальное?.. Спасибо уральским «тузам». В Харитоновском саду в праздники веселье — но туда вход уже платный, и по вечерам с дитятками лучше не гулять. Говорят, те же «тузы» и богачи помельче там девок снимают — а юным и невинным ангелочкам такой разврат видеть негоже. Вдруг запомнят да пойдут по тропиночке по кривой…

Городское общество велосипедистов-любителей (тоже из людей небедных) на городском пруду (там, где сегодня набережная Рабочей молодежи) организует каток с прокатом коньков. Юные барышни из купеческих и дворянских семей ходят туда не столько кататься, сколько «амуры крутить». На балах атмосфера, кажется, непринужденная, но любые движения, взгляды, перешептывания — под всеобщим вниманием. Эх, издержки высшего света!

А вот рабочие заводов, мелкие ремесленники и пр. ходят веселиться в народный дом ВИЗа (сегодня это пространство вокруг Дворца молодежи). Тут все проще, без сантиментов и придворного этикета. Простой люд обходится без елок. Хвойные растут на лесных дачах, которые относятся к заводам, и рубить их просто так нельзя. Талон-разрешение стоит дорого (каждое дерево на счету для нужд предприятия), и позволить такую роскошь — живую ель! — может только состоятельный горожанин. Публика победнее украшает дома еловыми ветками.

Они практически всегда без украшений. До революции елочных игрушек в России и на Урале в том числе, в принципе, мало, их в единичных экземплярах привозят из Европы: Австро-Венгрии, Германии, Франции. Но — в букете или форме венка — натуральные хвойные «лапы» создают в жилище праздничное настроение, издавая ни с чем не сравнимый аромат морозного зимнего леса и — волшебства. В умах обитателей этих домов живет вера в благополучное будущее…

В НАШИ ДНИ

Рождественские елки и народные гулянья на городском пруду проходили в Екатеринбурге практически до 1917 года. После известных исторических событий большинство тех, на чьи средства организовывался народный досуг, покинули родные места или были расстреляны. Отмечать Новый год (Рождество как религиозный праздник при Советах «упразднили») стали в тогдашнем Свердловске лишь после окончания Великой Отечественной войны. Тогда центральной площадкой для елки и ледового городка вместо пространства городского пруда стала площадь 1905 года. Здесь красовалась большая живая ель, которую окружало по традиции 5 или 7 небольших елок. В районах Свердловска небольшие ледовые городки возводили на местных площадях — их организацию курировали уже заводы.

В 70—80-х гг. свердловские ледовые городки считались едва ли не лучшими в Советском Союзе: разработками концепций для главной развлекательной площадки столицы Урала занимались самые продвинутые художники Свердловского отделения Союза Художников РСФСР.

БЛАГОДАРНОСТЬ

За помощь в подготовке материала мы благодарим научного сотрудника Музея истории Екатеринбурга, хранителя фондов Сергея Скробова. При написании текста автор обращался к воспоминаниям дочери купца Ивана Симанова Зинаиды Ивановны Симановой, опубликованным в журнале «Урал» в 2003 году.