А в роли журналиста выступил директор Института муниципального управления, доктор юридических наук, профессор Игорь Выдрин.

— В июле этого года вы оставили муниципальную службу. Знаю, что отпускали вас с нежеланием и с большим сожалением. И, кажется, так до конца и не отпустили. Я имею в виду вашу нынешнюю работу в Градостроительном совете. Что это за структура, и каково ее назначение?

— Вы несколько опережаете события. Мне действительно предложили возглавить Градостроительный совет, хотя вопросы его структуры, состава и подчиненности до конца еще не проработаны. В зависимости от их решения я и сделаю свой выбор. Что до Градсовета, то он видится мне сугубо совещательным органом при главе администрации Екатеринбурга, формирующим мнение относительно архитектуры знаковых городских объектов. Градостроительство, фоновая застройка остаются в ведении департамента архитектуры, но в оценке архитектурных форм доминантных зданий свое весомое слово должен сказать совет.

— Какие параметры совета вам представляются оптимальными?

— В количественном отношении не более 25 человек. Помимо постоянных членов в лице главного архитектора, главного художника, других чиновников от градостроительства, в совет должны входить практикующие архитекторы, что называется, с именем, со стажем и опытом работы. Представительство общественности я скорее отвергаю или свожу к минимуму, поскольку Градсовет нуждается в компетентных людях. Пусть в нем будет широко представлена архитектурная общественность Екатеринбурга. Решения совета, как и прежде, остаются рекомендательными, но если с нашими выводами согласится глава администрации города, они автоматически становятся обязательными для департамента архитектуры.

— А что в вашей прежней работе было первично: архитектура или градостроительство?

— Я не делил бы эти сферы, будучи уверенным, что архитектор-чиновник не должен отдавать предпочтение ни одной из них, тем более что они взаимосвязаны. Но специфика этих направлений объективно существует, а потому должна найти отражение в структуре будущего Градостроительного совета. Я, к примеру, предлагаю сформировать в нем три секции: градостроительную, архитектурную и художественную или, как я еще ее называю, средовую.

— На архитектурном облике города сказываются больше объективные факторы, вроде особенностей исторического развития, или же субъективные стороны жизни, скажем, фигура главного архитектора, образ его мыслей и пристрастия?

— Знаете, есть две ключевые модели управления архитектурой и градостроительством как сферами деятельности. Первая условно именуется регламентной, когда почти все от высоты и ширины зданий до плотности застройки зарегулировано нормами архитектурных регламентов. Этот подход давно практикуется, например, в североамериканских городах, планировка и строительство в которых ведутся в соответствии с так называемыми кодами — многотомными книгами, описывающими все от а до я. В такой модели архитектор вообще-то и не нужен вовсе или его роль сведена к минимуму.

В модели, которой придерживаются у нас в России, ключевой фигурой в этой области является главный архитектор, который должен быть крепким профессионалом, человеком с хорошим художественным вкусом, немалыми организаторскими способностями. А еще он должен быть отчасти экономистом, политиком, стопроцентно решительным и ответственным. В общем, требований довольно много как к профессиональным, так и личным качествам. Найти или подготовить такого специалиста бывает непросто. Но если он есть, значит, городу повезло. В обеих моделях, безусловно, есть свои достоинства и недостатки.

— В одном из интервью вы говорили: «Мои пристрастия — это архитектура, которая практична, удобна, не вычурна, возможно, брутальна». По-видимому, речь шла о конструктивизме, модном у нас в двадцатых-тридцатых годах прошлого века? Ведь функциональность, пригодность — «философия» этого стиля.

— В первую очередь — о нем, а еще о близком к нему минимализме. Я большой поклонник этих стилей — за ясные очертания, прямые и чистые поверхности, компактные формы зданий. Откровенно говоря, не люблю вычурность, обилие декора и украшательства. Другое дело, что в бытность начальником городского департамента архитектуры я не мог навязывать свои предпочтения. Многим нравятся башенки, вензеля, ну и на здоровье.

— Образцы свердловского конструктивизма действительно явление в мировой архитектуре?

— Да, это так, причем без всякой натяжки. Особенность нашего города еще и в том, что здесь высока концентрация зданий, выполненных в конструктивистском стиле. Они есть в Москве, Перми, Магнитогорске, Новосибирске, но такого количества, как в Екатеринбурге, нет нигде. У нас без малого 250 таких объектов: от Белой башни, гостиниц «Исеть» и «Большой Урал» до киностудии и Дома контор. Иностранцы в восторге от образцов уральского конструктивизма, особенно немцы, внедрившие это направление в архитектуре. В идеале нам следует очистить памятники архитектуры от рекламы, отреставрировать их и показать товар лицом: сделать Екатеринбург архитектурной Меккой конструктивизма.

Сожалею, что до сих пор мы не сумели создать собственный стиль в архитектуре современного Екатеринбурга. Для краткости назову его постсоветским. Этому есть объяснения, одно из которых состоит в том, что городские власти во многом шли навстречу застройщикам, не навязывали им собственных решений из-за опаски отпугнуть инвесторов. Потому-то в Екатеринбурге много строили и строят.

— Как-то вы говорили, что не удовлетворены скромным перечнем отделочных материалов, применяемых на стройках в Екатеринбурге. Ничего с тех пор не изменилось? Заказчик остается все таким же скупым?

— Было время, когда застройщики увлекались красным кирпичом, потом пришел черед фужерной архитектуры, т. е. зданий из стекла отнюдь не лучших образцов. На стадии согласования проекта нас заверяли в применении качественных отделочных материалов, а на выходе получалось не совсем так. Еще лет 10—15 назад в городе безоговорочно доминировали керамогранит и стекло, ничего другого просто не было. Сейчас появились новые материалы, способные украсить любое здание, повысить его эксплуатационные и эстетические свойства.

— Ваше отношение к высотному строительству в Екатеринбурге? Это дань моде или естественный процесс?

— Высотки — закономерность, и если бы меня не сдерживали, их было бы еще больше. Дефицит городской территории, стремление инвесторов получить с относительно небольшой площади застройки максимальное количество квадратных метров объективно делают высотное строительство востребованным. Из проблемных вопросов главный связан с тщательным выбором мест размещения наших небоскребов. Их, на мой взгляд, не должно быть вдоль акватории Верх-Исетского пруда, хотя предложения на этот счет появляются. Я больше сторонник жилых высоток от 25 до 30 этажей.

— Что делать с недостроенной телебашней, которая давно стала архитектурным символом Екатеринбурга, правда сомнительным?

— Несмотря на периодически появляющиеся проекты, башня остается брошенной. Мне показалась симпатичной идея облицевать ее плиткой с отпечатками рук тех горожан (а может, и не только их), кто пожелает таким образом «увековечить» себя. Правда авторы проекта предлагают делать это за плату. Подчеркну, что в этом случае сооружение остается исключительно башней, не несущей никакой функциональной нагрузки. Это самый простой, быстрый и недорогой проект из всех предложенных. Его реализация сделает башню архитектурным символом Екатеринбурга со знаком плюс. Впечатление усилит хорошее благоустройство прилегающей территории.

— В заключение личный вопрос. Ваш уход из администрации, говоря казенным языком, связан с достижением предельного для муниципального служащего возраста. Для непосвященных поясню, это 65 лет. Возраст, прямо скажем, не юный. Но вы в отличной форме, подтянуты, энергичны. Не в том ли причина, что вы бросили курить?

— Не курю я уже несколько лет. Сейчас жалею, что вообще когда-то закурил. Стараюсь регулярно играть в теннис, хотя бы раз в неделю. Зимой обязательно практикую лыжи. А еще много хожу пешком, вот, собственно, и все секреты.