Смысл «акции» прозрачен: если кто-то сделал нечто полезное, да еще и красивое, — это непременно нужно уничтожить. Скажете, частный случай? А как быть с тем, что на тех же Каменных палатках скамейки нынче делают исключительно из сварного железа? Они страшно неудобны, зимой на них сидеть холодно — но это единственная гарантия их сохранности: сделанные из любого другого материала — сломают! А в Дендрологическом парке на ул. Мира нынешней весной волонтеры починили кирпичную беседку, покрыв ее красивыми росписями и мозаикой. Угадайте с первого раза: сколько вся эта красота просуществовала? Несколько дней — потом все было моментально приведено в «первобытное состояние»… И разве любой из вас не сможет рассказать десятки аналогичных историй из собственного жизненного опыта?

Поиски истоков «болезни» привели к весьма печальным открытиям. Оказывается, что-то подобное в России фиксировалось авторитетными комментаторами очень давно. Так, великий историк Василий Ключевский писал об «удивительной способности русского крестьянина загаживать и натурально уничтожать собственную среду обитания и самую землю-кормилицу». Максим Горький в 1919 году писал: «Жестокость — вот что меня всю жизнь поражало и преследовало... По-моему, русскому народу свойственны — в той же степени, в какой англичанам чувство юмора — особая хладнокровная жестокость». Причем отец литературы «социалистического реализма» приводил примеры именно из быта — как он, например, еще в своем поволжском детстве наблюдал сладострастное влечение своих сверстников к мучительству над кошками и собаками…

 Можно много говорить о скрытой агрессивности, вырывающейся наружу по совершенно, казалось бы, пустяковым поводам, о феномене «поведения человека толпы»… Но есть и совсем интересное наблюдение. Американский психолог Стейси Адамс пишет о неадекватной реакции неконгруэнтного индивида на благосостояние, счастье, красоту или даже субъективное везение «другого». И, по Адамсу, сплошь и рядом самой распространенной реакцией становится не желание приобрести это все для себя, а… стремление разрушить этот лучший, по сравнению с собственным, мир. Что-то вроде императива: «Пусть мне не будет лучше, но пусть непременно ему будет хуже!».

 В России на такую реакцию наложило отпечаток еще и длительное торжество люмпенской психологии, этакая булгаковская шариковщина. Отсюда, кстати, и феномен поведения наших за рубежом, ставшего притчей во языцех: дело не в некультурности (вернее, не только в ней), а именно в установке «плюнуть в суп», «нагадить в подъезде». «А пусть не воображают!»… Безнадежно ли это состояние «национальной неврастении»? Ни в коем случае! История модернизаций ХХ века знает ослепительные примеры Южной Кореи, Тайваня, Сингапура, Эмиратов, Чили — когда системная трансформация макросоциума приводила к реальному изменению ментальных характеристик, причем быстрой — на протяжении одного-двух поколений.

Но для этого требуются определенные общенациональные приоритеты, осязаемая линия на повышение жизненного уровня населения и целенаправленное внедрение позитивных идеалов. Что, между прочим, нисколько не противоречит верности собственной позитивной традиции (!). Если совсем просто — негатив в душе народа необходимо заменить на позитив. Пока же в наше сознание будет агрессивно «имплантировать» средневековье, что происходит сейчас, — «кормушки» будут ломать и далее.