В Москве он прошел без возмущений, говоря словами журналиста Сергея Соловьева, «по вполне понятным причинам: афро-европейцы, которые протестовали в Англии, вряд ли выйдут на пикеты в России»... В каждом зале воссоздается антураж рабского унижения, главным звеном которого оказывается нанятый чернокожий актер. Начинается все с обнаженной женщины, стоящей на подиуме с явным намеком на невольничий рынок, и заканчивается тремя ящиками, из которых высовываются три нагуталиненные и при этом поющие головы (так иллюстрируется нацистское отрубание голов для последующих медицинских опытов). Между делом в вереницу чернокожих типажей вклинивается «актуальный» для России персонаж: за веревочным ограждением стоит киргизский гастарбайтер… Все задумывалось ради чувства стыда и неловкости: зритель должен ощутить всю степень бесчеловечности рабства и унижения по расовому признаку.

Информация, заставляющая задуматься о границах допустимого. Ведь, по точному замечанию того же С. Соловьева, «чтобы понять, насколько британская выставка скользит «на грани фола», стоит в воображении воссоздать еще одну ситуацию. Представьте, что в качестве иллюстраций к ужасам нацизма вам бы дали полюбоваться на живых и обнаженных евреев, которых вот прямо сейчас якобы заведут в газовую камеру, или, допустим, на лицо реального еврея, к которому прикреплены все измерительные приборы для биометрической характеристики «низкой расы». Одно дело — фильм и спектакль, где есть момент отстранения как за счет рассказываемой истории, так и чисто визуальными средствами. Другое дело — живые скульптуры, рассчитанные на близкое разглядывание, почти интимный контакт».

Действительно, здесь ключевой момент спорности — именно использование живых человеческих натур. В этом контексте понятен протест европейцев — они здесь увидели напоминание не только о невольничьих рынках, но и о более поздних позорных эпизодах. Так, по воспоминаниям многих общественных деятелей 2-й половины XIX века, в ряде зоопарков Европы в вольерах можно было увидеть… людей, представителей «примитивных» народов. Например, папуасов. Аналогичный случай имел место в Германии начала ХХ века — там под Мемелем (нынешняя Клайпеда) была музеефицирована живая литовская деревня на Куршской косе, где крестьяне жили обычной жизнью и занимались привычным трудом, но одновременно они являлись объектом наблюдения туристов, которые приезжали туда, как в своеобразный заповедник. Литовцы фактически играли роль приматов в клетке. Уже тогда это воспринималось как вопиющая аморальность и нарушение прав человека…

Кстати, использование именно живой натуры в подобных перформансах на современном Западе всегда воспринимается достаточно напряженно. Например, явное отторжение вызвала недавно демонстрация французского неигрового фильма, где главным героем был… кот, символизировавший собой современную цивилизацию: в конце фильма кота убивают, причем отнюдь не фигурально. И этот момент вызвал резчайшие протесты, причем не только со стороны защитников животных: переход грани между представлением и реальной кровью привел к «нарушению табуированной зоны». Что, возможно, и было искомым результатом автора. Все-таки Фрейд был прав: культура — это система этических табу, и просто так их перешагивать не дано. Хотя искусство постоянно стремится сделать именно это.

Но, как представляется, самое важное здесь — бросающийся в глаза контраст реакции на скандальный «экшн» в Британии и России. Там — горячие протесты, у нас — вполне по-пушкински «народ безмолвствует». Но ситуация еще интереснее, поскольку в Англии протестовали далеко не только «негры». И вот тут необходимо сделать небольшой культурологический экскурс, проясняющий возникшую коллизию.

…Современный западный мир крайне болезненно относится к любым, даже самым «прозрачным», проявлениям расизма и ксенофобии. Общеизвестно, что даже конкретные словесные идиомы, могущие носить намек на что-то подобное, например «негр» и «индеец», пресекаются жестко, вплоть до уголовного преследования. Делает это нынешний Запад не из прекраснодушия: в свое время западная цивилизация переболела рабством и расизмом в самой злокачественной форме. Работорговля была действующим фактором европейской экономики XVI—XVIII вв., именно она сформировала нынешний антропологический облик Северной и Южной Америки. Расизм был привычной бытовой чертой нововременной Европы (индийцев британские колонизаторы в открытую называли «бесхвостыми павианами»), существенно повлияв на формирующуюся практику германского нацизма — именно это дало повод великому немецкому философу-постмарксисту Теодору Адорно квалифицировать нацизм как закономерный результат определенного этапа развития Старого Континента… Что же касается США, то там расово гомогенные части в армии были отменены только в 1947 году, а сегрегация в быту существовала еще в 60-х гг. прошлого века… Я это пишу не для того, чтобы «пнуть Запад» (что сегодня модно), а с совершенно противоположной целью — ярче высветить ту грандиозную победу, которую Запад одержал над этими застарелыми болезнями. Разрыв с данной порочной традицией был там предельно решительным: отменив рабство, викторианская Англия послала флот к берегам Африки — и британцы пушками громили крепости работорговцев, а их самих безжалостно вешали. А в США, как известно, на пути к всеобщей свободе пролегла Гражданская война — то есть белые американцы стреляли друг в друга для того, чтобы черные американцы стали свободными! И бытовой расизм выжигался каленым железом, причем и «сверху» и «снизу» — в полном единении правительств и народов.

Современная же Россия — больна расизмом и ксенофобией. Вот поразительное и позорное свидетельство: в наши дни в моду вошло поношение Барака Обамы не с политических, а с расовых позиций! И в совершенно конкретных выражениях — «черная обезьяна», «только что с пальмы слез» и прочее… Этот позор — в стране, где в свое время в фильме «Цирк» зрители рыдали, когда представители разных народов и рас поют колыбельную черному ребенку… Где уж нам протестовать против эпатажного «забугорного» перформанса, затрагивающего «тонкие материи» межрасовых отношений?

И с этой позиции московская акция Бретта Бейля и сопровождающие ее эмоции — чрезвычайно полезны именно для России. Англичане как-нибудь сами разберутся между собой — а для нас это прекрасный повод задуматься о «болевых точках» нашего бытия, о фундаментальных ценностях. Как в свое время высказался А. Чехов — «нужно, чтобы общество осознало себя и ужаснулось». 

[youtube]03YX_16cviU[/youtube]