Ничего не изменилось?

— Знаете, это удивительно, но за прошедшие 150 лет практически ничего не изменилось, — говорит мой проводник, шагая по нынешней улице 8 Марта, которая в те времена именовалась Уктусской, а после большевистской революции была переименована в честь Льва Троцкого. — Да, сегодня город не узнать, но сознание и интересы людей, по большому счету, остались теми же, что и полтора века назад.

Разве? Представляю на минуту: на улице не слышен шум автомобилей, зато раздается скрип колес немногочисленных повозок и лошадиное ржание. Чувствуется сильный запах навоза, вареной капусты и человеческого тела. В те времена простой люд, конечно, мылся, но значительно реже. В баню ходили раз в неделю, а то и в две.

Вот к рядам Зеленого и Старого толкучего рынка, что раскинулись около церкви Сошествия Святого Духа и Максимилиановского храма-колокольни (в народе его по сей день именуют «Большой Златоуст») прошествовал купец. На нем темный сюртук, запыленные сапоги-бутылки, картуз. Оттирая усы после сытного комплексного обеда (суп, второе — репа или капуста, чай, за все уплачено 20 копеек: хороша лавка, что была на нынешней улице Малышева!), он направляется за покупками. Утром обещал супруге новую шаль (не забыть бы вечерком свозить благоверную в ресторан, что на Пушкинской), всякой снеди да чугунок для готовки. Кухарка, зараза, старый, хороший, где-то потеряла — а, скорее всего, взяла в безвозмездное пользование…

Потерянные следы

— Практически в каждой купеческой семье имелась прислуга, которая жила в нижних этажах у кухни и где иногда селились также небогатые квартиросъемщики, — рассказывает Сергей Скробов. — На вторых этажах домов располагались гостиные, кабинеты и спальни. Лестницы были только одномаршевые, над ними хозяева нередко размещали какие-нибудь картины — об этом сегодня говорят крюки и ныне пустующие «поддержки»… Иногда у дома была черная лестница, которой пользовалась прислуга и, случалось, хозяева для тайного выхода.

Каждый дом обставлялся в соответствии с достатком владельцев: мебель, утварь, предметы интерьера у купцов и прочих представителей состоятельных сословий, бывало, привозились из-за границы.

— В доме, который принадлежал сыну купца Александра Ефремовича Борчанинова, что на 8 Марта, 24, несколько лет назад при ремонте нашли немецкий фарфоровый сервиз, который сейчас находится в коллекции краеведческого музея, — поясняет Сергей. — Видимо, посуду семья спрятала, когда бежала с Урала в страхе за жизнь в годы революции. Что с Борчаниновыми сталось? Трудно сказать. Следы практически всех купеческих уральских семей после событий 1917 года теряются…

Жизнь домов, как и людская, тоже ограничена. Многих деревянных, что стояли на улицах Вайнера — Радищева, уже нет. Нет и многих каменных особняков. А вот ворота у некоторых особняков висят и по сей день. Такие, например, в переходе после дома купца Соснина (ул. 8 Марта, 20). Они, конечно, нынешними хозяевами покрашены в непритязательный серый цвет, но сам чугун сохранился в неизменности.

Пусть будет образованный

Впрочем, вряд ли горожане того времени задумывались о том, что будет с их жилищами и вещами потом, кто будет после них ходить по улицам, смотреть на то же небо, дома, Исеть… Жили, как говорится, на ближайшую перспективу, сиюминутными заботами, желаниями, устремлениями.

…Купец нагрузил в повозку гору конвертов с покупками. Про чугунок, конечно, запамятовал: отвлекли босоногие мальчишки, голосистой стайкой игравшие рядом с лавкой. Наверное, сбежали, шалопаи, с уроков — начальное образование (в XIX веке 2-3 класса, в начале ХХ — 4) было обязательным и бесплатным, за счет казны, для всех слоев населения. Как-никак, крестьяне должны были уметь хотя бы расписываться…

Зато вспомнил екатеринбуржец о своих отпрысках, особенно о младшем. «Как растет быстро, третий класс уже заканчивает, — купец вздохнул. — А вот дальше за учебу платить придется… Процентов 20 от дохода наберем и отправим сорванца в гимназию, а там и в университет — пусть будет образованный». Прогрессивных взглядов отец потеребил костяную пуговицу на жилете. Оглядевшись по сторонам, подмигнул редкому на улицах города велосипедисту. Да уж, зря в конце XIX века Гордума запретила любителям двухколесных «коней» ездить по улицам и в парках — мол, непривычные горожане пугаются необычных «всадников». «А ведь средство-то скоростное, удобное!» — вздохнул купец и… отправился в гостиницу «Пале Рояль».

Официальная профессия

Зачем успешному в делах и счастливому в семейной жизни мужчине идти на постоялый двор? За утехами. Тогда представительницы древнейшей профессии работали (причем официально!) в гостиницах. Это сегодня проституция под запретом. А тогда разводиться было не принято, и свои страсти мужчины выплескивали со специально обученными барышнями. Славой в Екатеринбурге, кроме гостиницы «Пале Рояль», пользовались также «Эрмитаж» и «Американская».

— У всех проституток города был даже собственный врач, доктор Упоров, — рассказывает Сергей Скробов. — Нередко он шутил, что не справляется с тем объемом работы, который предоставляют многочисленные пациентки. Он же и венерические заболевания лечил, и по гинекологической части специализировался…

Действительно, на 80 тысяч населения Екатеринбурга XIX века приходилось несколько сотен официально трудоустроенных проституток (а сколько было «вольных птиц»!). Они имели желтый билет и платили налоги в городскую казну. От их труда выигрывали все заинтересованные стороны: гостиница и государство получали финансовый бонус, а мужчины имели возможность «спустить пары» без риска очередной беременности благонравной супруги. Страдали, как полагается, только женщины.

Кто платит, тот и танцует

— Средства контрацепции тогда уже были, но пользовались ими не всегда и не все, — поясняет Сергей. — К тому же, детей в семьях было много, и, чтобы хоть как-то отрегулировать количество наследников, состоятельные люди ходили «налево».

Что же случалось, если проститутка вдруг беременела? Если донашивала, то рожала и, скорее всего, сдавала ребенка в детский дом. В Екатеринбурге был один приют купца Семена Петрова. И содержался он, что интересно, на средства самого промышленника.

— До 1917 года в Екатеринбурге не было ни одного государственного учреждения за исключением начальных школ, — говорит Сергей Скробов. — Все: театры, кино, музеи, библиотеки и даже парки — было частным. Культура меценатства и благотворительности в те времена была очень высока.

Сделав круг по 8 Марта, Радищева, Вайнера и Малышева, мы останавливаемся перед перекрестком у здания бывшего «Рубина». Вновь слышен рев двигателей автомобилей, гомон людей, музыка из кафе и магазинов. Путешествие в прошлое, овеянное очарованием старины, не может длиться долго — реальная жизнь не менее интересна и тоже не дает скучать.

[photo]2033[/photo]