Два класса и коридор

Дед Василий родился в 1890 году, еще во времена царствования Александра III, в заводском поселке Верхние Серги в семье углежога. Был он первенцем и родился в «рубашке» в прямом понимании этого явления. Добрая примета отразилась на всей его жизни. Василий окончил два класса школы (как он сам говорил: «Два класса и коридор»), считался грамотным.

В 1911 году его «забрали в службу» — в армию. Призыв проводился Казанским военным округом, к которому относилась тогда наша область. Комиссия определила воинскую судьбу Василия, отправив его в далекую Польшу в стрелковый полк.

Молодого новобранца армия обрядила в темно-зеленый, почти черный мундир с малиновыми выпушками, высокие сапоги на толстой подошве и фуражку-бескозырку. На малиновых погонах прихотливым изгибом красовалась цифра 7 — номер стрелкового полка — боевого, заслуженного, образованного еще при Александре II в 1856 году.

Позднее, в 1912 году за участие в войне с Японией полку были пожалованы знаки на шапки «За отличие в 1904—1905 годах». Для поддержания преемственности боевых традиций и живой связи времен многим полкам выдавались старые знамена их предшественников, зачастую порядком изодранные в былых сражениях.

Когда, при прохождении церемониальным маршем, полк шел с таким развернутым знаменем под звуки своего марша, сердце каждого солдата наполнялось гордостью и невольным уважением к былым заслугам подразделения. В 7-й стрелковый было передано «знамя из числа пожалованных 1-му учебному Карабинерному полку 16.01.1837 г.»

Подобное отношение к знамени не было пустой сентиментальностью: в период Первой мировой войны часто вынос знамени во фронт полка являлся последним резервом, способным усилить боевой порыв.

…Но пока шли мирные будни.

Полковые будни

Восприятие полка как единой семьи прочно укоренилось в сознании. Даже через 50 лет после службы Василий Федорович с любовью и гордостью говорил о «своем» полке. Между родами войск в быту присутствовало некоторое соперничество и кастовость: кавалеристы не дружили с пехотой, на особом положении была артиллерия. Когда случалось на учениях поравняться двум колоннам разных родов войск, колкие и обидные «приветствия» раздавались с обеих сторон.

Василий вместе с другими молодыми солдатами прибыл для прохождения службы на юго-запад русской части Польши в город Ченстохов, расположенный всего в 15 км от границы. Это сегодня, благодаря крови наших солдат в Великую Отечественную войну 1941—1945 годов, Ченстохов оказался в середине польской территории, а граница с Германией прошла по реке Одер, в те времена соседний с Ченстоховом Вроцлав был немецким городом Бреслау, Познань и Данциг (ныне — Гданьск) также были германской территорией. Краков и Перемышль принадлежали Австро-Венгрии.

Полковая жизнь в Ченстохове сильно отличалась от прежней. Отпускали в город в увольнения. Ченстохов запомнился Василию как уютный зеленый город, река Варта и огромная кафедральная площадь со знаменитым католическим собором. Со всей Польши ехали сюда паломники, чтоб помолиться перед чудотворной иконой Божьей Матери, известной в Польше как «Матка Боска Ченстоховска». Но особенное столпотворение приходилось на христианские праздники. Впрочем, был свой полковой праздник и у 7-го стрелкового полка. Праздновался он в день Святого Николая Чудотворца — 6 декабря по старому стилю.

В полку велась необычная для нашего времени стрелковая подготовка — граница рядом, да и полк стрелковый. Ротные и батальонные ученья и стрельбы были постоянными. Стреляли очень много. Хорошо стрелять было нормой. Лучшие стрелки гордились своим искусством. Знак «За отличную стрельбу» из винтовки 2-й степени был так же привычен, как полковой значок.

 «Вчерась» — три месяца назад

Жизнь в центре Европы накладывала своеобразный отпечаток на людей из российской провинции. Стрелки «форсили» в пределах допускаемого уставом. За отличную стрельбу некоторые награждались карманными часами носили их на цепочке на груди, обзаводились фасонистыми неказенными сапогами. С удовольствием фотографировались, посылали снимки домой. Приходили такие фото и в Верхние Серги, в низкий и тесный дом, который в быту называли «малухой», где с родителями жили младшие братья и сестры Василия Валенцева — в семье было 12 детей. С фотографиями приходили и наивные письма с «поклонами» родным и вопросами о погоде и урожае. «У нас вчерась дождик в Ченстохове прошел — сильный... а у вас в Сергах был ли?». Домашние над вопросом смеялись: «вчерась» 3 месяца назад было — пока добралось письмо из Польши до Верхних Серег...

[photo]1985[/photo]

 «Под ружьем» у барыни

Для Василия началась совершенно необычная пора службы — он был назначен вестовым к ротному командиру. Ротный с большой семьей (что было редкостью среди обер-офицеров) жил в городском доме на квартире. Вестовой обязан был проживать там же. Ротный относился к вестовому неплохо, правда, большую часть дня офицер был занят по делам службы. Вестовой же целый день занимался по хозяйству.

Командовала этим процессом офицерская жена — женщина вздорная и капризная. Сладить с ней было куда сложней, чем с ротным командиром. «Я вот еще барину не говорю, что ты сегодня натворил», — ворчала она. Тут же в присутствии ротного пересказываются все «прегрешения» Василия. Обычно «барин» это жужжание жены пропускал мимо ушей. Лишь однажды провинность оказалась достойной внимания, и он предпринял довольно суровые меры. С утра на весь день Василий был поставлен «под ружье» с полной выкладкой под окном дома ротного командира. Подсумки заполнены патронами, фляжка — водой, на поясе саперная лопатка, через плечо — свернутая в скатку шинель. Для полноты веса вещевой мешок заполнили песком. Так и стоял Василий по стойке «смирно». Уж тень от штыка полукруг описала, жарко. Ноги затекли, и спина устала, только «барыня» нет-нет, да и выглянет в окно, удостоверится, что стоит солдат исправно. В конце дня пришел разводящий. Василий еле-еле с места сойти смог. Все тело словно задеревенело.

 Тем временем над Европой сгущались грозовые тучи — приближалась война.

 Как это началось в 1914 году?

В мае в Гааге проходит мирная конференция стран Европы, открыт даже «дворец мира». Все газеты авторитетно трубят о наступлении эпохи мирного сосуществования. Разрядка необратима, альтернативы ей нет, как сказали бы сейчас. В июне в Сараево австрийский террорист убивает австрийского наследника престола. Террорист — серб по национальности, и Австро-Венгрия ставит Сербии ультиматум, не приемлемый для любой страны. Сербия просит защиты России! И ей обещают поддержку. Германия — союзница Австро-Венгрии — шлет в Россию успокоительные заверения в миролюбии, а сама спешно готовится к войне с ней. Ради сохранения мира Сербия принимает ультиматум Австро-Венгрии, за исключением одного пункта. Но «за исключением» не считается возможным для Австро-Венгрии, и она объявляет войну Сербии. Россия предлагает рассмотреть конфликт мирным путем в Гааге, но в ответ 19 июля (по старому стилю) Германия объявляет войну России. С 19 по 24 июля: Германия объявляет войну Франции, Англия — Германии, Австро-Венгрия — России. Так молниеносно началась Первая мировая война. Мир толком осмыслить не успел, как это произошло.

 За неделю до объявления войны, видя, что события развиваются угрожающе, в русской армии ввели «предмобилизационное положение» — отпускников вызвали в части, войска из летних лагерей вернули к местам постоянной дислокации.

 Вечером ротный командир позвал Василия. Сел к столу.

— Война, Василий!

Не стесняясь вестового, заплакал.

— Прощай, теперь тебе в роте быть надо!

Кто знал из них тогда, как сложится судьба.

Первые залпы войны

Первые выстрелы раздались 19 июля 1914 года — вечером в день объявления войны, а 20 июля 6-й германский корпус занял Ченстохов, без боя оставленный русскими войсками.

 7-й стрелковый полк покидал Ченстохов по железной дороге для передислокации в Радом, где находился штаб 2-й стрелковой бригады. Волнение было большим: вдруг не успеем и дорога захвачена врагом, тогда из вагонов в бой, но все обошлось: в Радом прибыли благополучно и соединились с частями родной бригады. С первых дней мобилизации армия выполняла ответственную задачу прикрытия развертывания резервных войск.

 Для прикрытия войска отошли к Люблину и встретили врага на рубеже Вислы. Вскоре 6-й корпус немцев был отправлен на другой фронт, во Францию, а его место в районе Ченстохова занял Ландверный (из запасников) корпус генерала Войерша. От Ченстохова до Вислы немцы сопротивления практически не встретили.

 24 июля затрещали выстрелы на русско-австрийской границе в Галиции. Против нас выступила Австро-Венгрия. В ту войну еще не прошел полностью романтизм военных схваток прошлого. Австро-Венгрия имела превосходную конницу, но и она несла существенные потери от нашей пехоты. Наши деды умели стрелять.

1 августа 1914 года 2-я кавдивизия (4 полка) австрийцев атаковала Владимир-Волынский и была расстреляна как на стрельбище нашим Бородинским полком. Артиллерийский и ружейный огонь противника особой меткостью не отличался.

 И поражения…

К сожалению, не всегда так удачно действовали наши войска. 10 августа, после удачного дела южнее г. Красника, 4-я армия двинулась на Перемышль силой всего 6,5 дивизий. Навстречу русской 4-й из Таневских лесов вышла 1-я австро-венгерская армия генерала Данкля силой в 12 дивизий. 10-го же числа Данкль атаковал вдвое сильнейшими силами XIV корпус и нанес ему полное поражение. 4-я армия откатилась обратно к Люблину.

 Василий вспоминал, что после боя, расстреляв почти все патроны, стрелки группами уходили через лес. В лесу то здесь, то там в разных позах, зачастую друг на друге лежали русские и австрийцы. Патронов почти полностью не было и у убитых. Их последним яростным порывом был ближний бой. В ход шло холодное оружие, от этого смертельные раны на телах убитых были ужасны. Вдруг идущий ближе всех к дороге стрелок молча присел, видя это, затаились и остальные. По опушке леса без всякой опаски, открыто, шел отряд австрийцев. Стрелять по ним не стали — патроны на исходе. Переждали, когда пройдут. Поняли, что австрийцы так бодро шагают не зря. Значит линия соприкосновения с противником далеко впереди. Стрелки пошли быстрее, почти бегом, зорко осматриваясь по сторонам. По пути забирали патроны у убитых, если находили, и вооружались, кто чем мог, для рукопашного боя. В тот день стрелки догнали своих, удачно разминувшись с неприятелем.

 В войсках стали испытывать не только нехватку боеприпасов. Вновь поставляемое обмундирование ухудшилось по качеству. Так, в роту Василия выдали сапоги на картонной подошве, искусно отшлифованной и закрашенной под кожу. При первой же носке это обнаруживалось.

 «Откуда взял, туда и поставь»

Не всегда на высоте был офицерский состав. Ошеломляющие удары противника в первые недели войны, сутолока и неразбериха первых дней, развертывание военных действий далеко не так, как ожидалось, — все это давало себя знать. Однажды во время отступления, превратившегося в беспорядочный отход, возникла путаница частей, и потерялось управление войсками. Солдаты уходили по одиночке и группами в сторону своих. По пути попадались брошенные сломанные повозки, кухни, вьюки и другие тяжести. Василий поймал оставленную кем-то лошадь. То ли всадник был убит, то ли вырвалась лошадь из рук, но конь одиноко брел по кустарнику. На лошади выехал Василий к реке, через которую кто вплавь, кто вброд переправлялись на другой берег солдаты. Строевой конь, не боясь, пошел в холодную воду — видимо, был приучен. Держась за седло, переплыл вместе с ним на другой берег и Василий. Здесь было уже спокойней. Уставшие, мокрые и грязные солдаты выливали воду из сапог, отжимали шинели и под командой унтеров строились, разбираясь по ротам и командам. Василий пошел искать своих и, увидев первого попавшегося офицера, подвел к нему блестящую от воды лошадь. В отличие от солдат и фельдфебелей, суетящихся у строя, офицер безучастно стоял в стороне.

— Ваше благородие, куда лошадь девать, вот поймал на той стороне?

— Откуда взял, туда и поставь, — прозвучал маловразумительный ответ.

На том берегу уже появились австрийцы. Нимало удивленный таким оборотом дела — не плыть же, в самом деле, на тот берег в плен, — Василий сел верхом и побыстрей отъехал, поняв, что человек «не в себе». Верхом он быстро нашел своих.

 Спасибо, что живой…

10—17 августа в районе Красника и Таневских лесов началась знаменитая Галицийская битва. Положение 4-й армии, особенно ее правофлангового XIV корпуса, отошедшего к реке Ходель, стало критическим. Зажатая I и IV австро-венгерскими армиями, 4-я армия стойко отбивалась и временами отбрасывала противника от своих позиций.

 К концу августа положение изменилось. 4-я армия была усилена знаменитыми полками гвардии и Кавказского корпуса. Наконец, 23 и 24 августа XIV, XVIII корпуса и Гвардейская стрелковая бригада (царскосельские стрелки) прорвали фронт и в Люблинском сражении разгромили корпус австро-венгров и немецкий корпус Войерша — тот самый, что в начале войны занял район Ченстохова.

 Начались горячие дни. Наступление было столь стремительным, что число пленных исчислялось сотнями, царскосельские стрелки десятками захватывали пушки противника. Ходил в атаки и 7-й стрелковый. В одной из таких атак под очень плотным огнем австрийцев Василий был тяжело ранен. Приказали примкнуть штыки. С криком «ура!», держа винтовки наперевес, побежали к позициям противника. Василий слышал, как вокруг него просвистывали пули, чем дальше бежали стрелки, тем чаще и плотнее становился этот звук. Василию запомнилось, что, слыша этот свист, он заслонился, как от ветра, склонив голову к плечу, и, продолжая кричать, бежал. Пуля попала ему в голову.

Очнулся он через несколько часов вечером в поле на месте ранения. Подняться не мог, помнит, что пытался сплюнуть кровь, но не получилось, так как воздух проходил сквозь пробитую насквозь полость рта. Поле боя было пустынным, изредка простреливалось с разных сторон. Василий пополз вперед до воронки от крупнокалиберного снаряда. Дополз до края. Увидел, что вся воронка заполнена ранеными. Лежа на дне воронки, они разрывали свое нижнее белье и, как могли, перевязывали раны. Перевязали и Василия.

Когда стемнело, те из раненых, кто мог двигаться, поползли в сторону своих, помогая друг другу. На их счастье, ползти оказалось недалеко, у края поля наткнулись на своих. К воронке послали санитаров и солдат, а их проводили до перевязочного пункта, где раны обработали, промыли, положили по куску чистой материи и забинтовали тем же бельем — бинтов после боя не осталось. По цепочке военно-санитарных обозов и лазаретов раненых отправили в тыл. Василий долго лечился в госпитале; ни говорить, ни жевать, ни даже пить самостоятельно он не мог.

Фото на память

В госпитале запомнил он сестру милосердия, которая ухаживала за ним. Она очень плохо говорила по-русски, возможно, была полькой или белорусской. Он же в тот период вообще объяснялся знаками. Ранение считалось инвалидным. Пуля попала в голову чуть ниже уха, разбила сухожилия и связки челюсти, прошла насквозь через полость рта, задев язык, и вышла через другую щеку. Василий был демобилизован по ранению вчистую. Так больше никогда и не призывался на военную службу.

На прощание сфотографировался он вместе с сестрой милосердия. Смешная и грустная эта фотография. На фоне полотна, представляющего декорацию с речкой, парком и каменной лестницей, стоят девушка в белом халате и Василий в лихо заломленной белой папахе, в шинели с раскатанными обшлагами (видимо, варежек не было), с перебинтованной головой и отечными, словно раздутыми щеками. В руке Василия приличной толщины тетрадь — медицинская карта.

[photo]1986[/photo]

Где родился — там сгодился…

В родные Верхние Серги добрался уже в разгар войны. Весь багаж состоял из фанерного чемодана с парой белья, бритвой, перочинным ножом, кружкой и документами. Два года после ранения ел Василий только жидкую пищу: в основном манную кашу, так как не мог жевать. До конца жизни откусывание чуть черствого хлеба представляло трудность.

 Россию продолжали сотрясать исторические события, их отголоски докатывались и до Верхних Серег. Революция и гражданская война запомнилась тем, что через Верхние Серги проходили беженцы и отступающие белогвардейские части. Ходили по дворам, реквизируя лошадей, правда, взамен оставляли своих — измученных и отощавших. Кто успевал, прятал лошадей. Так, отец бабушки завел лошадь по крыльцу в дом, и белые, наспех обыскав конюшню и стайки, в дом заходить не стали. Уходя из Верхних Серег, белые взорвали и сожгли одну из плотин, чтоб затруднить преследование красным. Те, меж тем, не очень и наседали. Через довольно продолжительное время в окно дедовского дома застучал всадник. Открыли окно — красноармеец сидит верхом, спрашивает, какой дорогой белые ушли. «А вот туда, туда, милой», — махнули в сторону конца улицы, и красноармеец ускакал. Так в памяти моих родных промелькнули, «проскакали» революция и гражданская война. Конечно, были и более серьезные и значимые события при переходе власти в Верхних Сергах в руки большевиков, но они почему-то не отложились в памяти.

Свердловский лесничий

Вскоре после гражданской войны Василий женился, построил дом, пошли дети. С тремя детьми, младшей из которых, моей маме Елизавете, был год, переехали в Екатеринбург, недавно переименованный в Свердловск, на ВИЗ. Там родился еще сын Михаил.

Василий работал на Верх-Исетском заводе формовщиком, потом конюхом и, наконец, лесничим в Широкореченском лесничестве. Сейчас немногие знают, почему одна из остановок автобуса на Московском тракте носит название «Контрольной». Большинство связывают ее название с проверкой билетов, но на самом деле она поименована по контрольно-пропускному пункту лесничества, который был здесь на единственном тогда въезде в город со стороны Московского тракта. На нем и работал посменно Василий, проверяя все машины, ввозящие в город лес. В то время на каждом бревне или кряже, законно приобретенном, ставилось клеймо лесохозяйства. Самовольная вырубка или продажа ворованного леса пресекалась.

Прожил Василий Федорович 87 лет. На всю жизнь после службы осталась у него лихая выправка. Гимнастерка с ремнем, фуражка и хромовые сапоги были его обычной одеждой; им он отдавал заметное предпочтение. А правнуки, разглядывая фотографии молодого стрелка, замечают пока только, что у них с ним похожие черты лица, а когда повзрослеют, то поймут, что общего у них гораздо больше.