При обновленной судебной системе заблистали имена замечательных юристов, таких, как Федор Плевако, Анатолий Кони, которые до сих пор остаются своеобразным эталоном. О том, как менялась система правосудия, а вместе с ней и положение адвокатов, наш сегодняшний разговор с Дмитрием Загайновым — адвокатом с 15-летним опытом работы, членом Свердловской областной гильдии адвокатов с 2003 года.

[photo]1901[/photo]

— В конце XIX века судебные заседания были интересны обывателям, они ходили в суд, как в театр, — рассказал Дмитрий Загайнов. — Чтобы публика не утратила интереса, встала на сторону подзащитного, адвокату нужно было владеть ораторским искусством. Выступая перед присяжными — обычными гражданами без юридического образования — защитник должен был излагать свои доводы ярким, понятным каждому языком. Теперь такой интерес вызывают лишь резонансные споры, но и там прокуроры и адвокаты не произносят речи для публики, излагают доводы сухим юридическим языком, а длинные приговоры и вовсе навевают скуку.

В советский период, особенно в сталинские времена, адвокатура стала номинальной. Если она и работала, то только по хозяйственным спорам. В уголовных делах роль адвоката была сведена практически к нулю, в некоторых процессах адвокаты и вовсе не участвовали. Во время «хрущевской оттепели» про адвокатов снова вспомнили, в брежневские годы адвокатура стала вставать на ноги. В 90-х годах прошлого века был принят новый Гражданский кодекс. Тогда же появилась и система арбитражных судов. После чего стала формироваться новая плеяда представителей интересов доверителей в гражданских судах: юристов, не имеющих статуса адвокатов. Представительство же в уголовных судах как было, так и осталось закрепленным за адвокатами.

— Сейчас снова идет речь о том, чтобы отдать адвокатам представительство во всех судах.

— Да, такие предложения озвучены. Дело в том, что сегодня представителем в суде может быть любой человек, даже не имеющий юридического образования. Это не нравится государству, участникам судебных разбирательств, дипломированным юристам. Все понимают: если представитель не профессионал, от него нельзя ожидать грамотной защиты интересов доверителей. Согласно программе Минюста, после 2020 года человек, не имеющий статуса адвоката или иным образом не подтвердивший свою квалификацию, не сможет быть представителем в суде.

— Означает ли это, что сегодняшние юридические агентства, работающие в основном в арбитражных судах, юристы предприятий не смогут выполнять свои обязательства?

— Сам вектор развития, мне кажется, выбран правильно. Ни в одном европейском государстве человек, не имеющий допуска к профессии, не может представлять интересы своего клиента в суде. Но у нас появилась целая плеяда юристов, уровень которых по корпоративным спорам превышает квалификацию адвокатов. Нужно найти некую золотую середину, которая поможет учесть интересы и корпоративных юристов, и адвокатуры, чтобы не снизить качество защиты.

— Но есть еще и правозащитники. К ним, как правило, идут те, у кого нет денег на платных адвокатов. Многие из них защищают своих подопечных бесплатно и зачастую лучше некоторых дипломированных юристов. Что будет с ними? Не проще ли дать гражданам возможность самим решать, к кому им обращаться?

— В любом случае фильтры нужны: кто умеет это делать, должны иметь доступ к правосудию, кто не умеет — должен быть отсеян. Какими будут эти фильтры, пока еще не решено. Раньше адвокатская деятельность лицензировалась. Теперь, возможно, будут выдавать некие сертификаты. Это нужно еще и потому, что в случае недобросовестно выполненной работы на адвоката можно пожаловаться в комиссию по этике при адвокатской палате. По итогам разбирательства он может понести ответственность вплоть до лишения статуса, и такие случаи есть. Недобросовестного же юриста — не адвоката — привлечь к ответственности практически невозможно. На него можно только подать иск в суд, где нужно будет доказать нанесение убытков, что бывает достаточно проблематично.

— А как обстоят дела с бесплатной адвокатурой? Есть мнение, что защитники, предоставляемые судом, не слишком утруждают себя, что это просто формальность для соблюдения закона.

— Бесплатных адвокатов нет. Когда защитника предоставляет суд, его работу оплачивает не обвиняемый, а государство. А добросовестность зависит от самого адвоката. Кодекс профессиональной этики требует любую работу делать хорошо. Я знаю адвокатов, которые работают активно, согласовывают позицию с клиентом, консультируются. Знаю и таких, которые выполняют эту обязанность халатно. Что касается бесплатной юридической помощи, то этот механизм пока недостаточно четко прописан в законе. Такие услуги оказываются лишь некоторым категориям граждан. Для того чтобы государство оплатило эту работу, адвокату необходимо собрать гору документов. К нам недавно обратился уполномоченный по правам предпринимателей с предложением оказывать им бесплатную помощь. Но эта категория граждан не прописана в законе. Некоторые адвокаты готовы консультировать вообще бесплатно — есть такое модное движение Pro bono. Но вопрос опять упирается в прописанные законом льготные категории граждан.

— В каких еще изменениях нуждается адвокатура?

— У нас в уголовном суде нет реальной состязательности сторон. Процент оправдательных приговоров сейчас ниже, чем в сталинские времена: тогда они составляли 7%, сейчас всего 3%. Представители силовых органов считают, что это говорит о качестве следствия, но адвокаты в этом сильно сомневаются. Мы видим, что представленные обвинением документы нередко бывают либо получены с нарушением закона, либо некорректно оформлены. Суд не должен принимать такие доказательства во внимание, но принимает. В гражданских, экономических спорах состязательность сторон уже есть: суды выслушивают представителей разных сторон, рассматривают все аргументы «за» и «против». Поэтому и процент решений, отвечающих интересам доверителя, здесь достаточно высокий.

— Чем отличается статус российских и американских адвокатов?

— Адвокат в США имеет право проводить самостоятельные следственные действия, для этого у него есть сотрудники, полномочия. Он может затребовать любые документы, сведения. Если их не предоставят, адвокат может ставить вопрос о привлечении нарушителей к ответственности. В нашем законодательстве обязанность давать информацию по адвокатским запросам прописана, но наказание за непредоставление сведений отсутствует. Если адвокатскому сообществу удастся через Госдуму ввести такую ответственность в Кодекс об административных правонарушениях, это будет большим достижением. Возможность самостоятельно собирать доказательства, проводить опросы свидетелей у нас есть. Но все это непросто приобщить к делу. Получив сведения, адвокат должен обратиться к следователю с ходатайством о приобщении их в качестве доказательства. Ходатайство, как правило, удовлетворяется, после чего следователь вызывает свидетеля защиты и снова его допрашивает.

— Можно ли, минуя следователей, представить эти доказательства прямо в суде?

— Теоретически — да, некоторые адвокаты этим пользуются. Но такие показания суд оценивает своеобразно. Судья в приговоре пишет, что эти свидетели на предварительном следствии не допрашивались, стало быть, им нельзя верить. Это также говорит об обвинительном уклоне нашего правосудия: нередко свидетели защиты полностью рушат версию следствия, что последнему не нравится. Равноправие защиты и обвинения в судебном разбирательстве — лишь декларация, прописанная в законе. Чтобы она стала реальностью, адвокат должен иметь такие же права, что и обвинение, свидетели защиты не должны подвергаться такой критике, а их показания должны оцениваться судом так же, как и полученные на допросе в ходе следствия.

— Есть ли у нас перекрестный допрос свидетелей?

— В чистом виде — нет. В США в ходе такого допроса свидетель может давать ответы «да» или «нет» без расширенного толкования. У нас опрашиваемое лицо может отвечать так, как считает нужным. В результате может дать информацию, которая только запутает дело. Наши судебные представители, бывает, злоупотребляют этим своим правом. В таких случаях все зависит от судьи: отведет он эти вопросы или допустит, остановит процесс допрашивания либо продолжит.

— Смог ли бы Перри Мейсон выиграть хотя бы одно дело в нашем суде?

— Без помощи российских представителей вряд ли. Принципы ведения дела у них и у нас совершенно разные.

— Где проще работать адвокату: в гражданском, арбитражном или в уголовном суде?

— У кого как пошло. Одни отлично себя чувствуют, занимаясь уголовными делами. Другим нравится разбираться с жилищными, семейными спорами. Есть и такие адвокаты, которые с удовольствием ходит в арбитраж. Вообще арбитражный суд любят многие. По простой причине: там принцип состязательности сторон реализован наиболее полно. Но сейчас идет судебная реформа. Высший арбитражный суд доживает свои последние дни. Высшей инстанцией по экономическим спорам станет Верховный суд, при котором создается арбитражный департамент. Хорошо это или плохо — покажет время. Пока идет неразбериха.

В ТЕМУ

Перри Мейсон — наиболее удачный герой многочисленных романов Эрла Стенли Гарднера. Он — адвокат, не проигравший ни одного дела в суде, несмотря на убедительные, на первый взгляд, доказательства вины обвиняемого, представляемые обвинением. Мейсон — мастер перекрестного допроса, в ходе которого он выводил лжесвидетелей на чистую воду, проводил собственные расследования, выискивал новые доказательства и свидетелей, отлично знал законы, судебную практику и умел ими пользоваться.