Попытку приоткрыть одну из самых загадочных и неприглядных тайн военно-промышленного комплекса Советского Союза сделал наш коллега, известный уральский публицист Сергей ПАРФЕНОВ в книге «Выброс», недавно вышедшей в Екатеринбурге.

— Сергей Александрович, что же, на ваш взгляд, произошло 35 лет назад в Свердловске?

 — Чтобы ответить на этот вопрос, мне пришлось начинать расследование буквально с чистого листа. Никаких источников, никаких документов. Хотя к моменту, когда я занялся этой темой, после трагедии прошло уже 10 лет, ее свидетели и очевидцы отказывались откровенничать с журналистом.

Но однажды мы разговорились на эту тему с заместителем главного редактора журнала «Родина» Владимиром Долматовым, который предложил провести расследование «под крышей» столичного журнала, печатного органа Правительства РСФСР.

После этого было множество встреч — с жителями Чкаловского района, медиками разных уровней, военными микробиологами, учеными, чиновниками, руководителями предприятий и организаций, депутатами… Пришлось перелопатить горы литературы, периодику, включая иностранные газеты и журналы. И постепенно из пелены стала проступать правда, которая тщательно скрывалась все эти годы, особенно — во время непосредственных событий…

— Насколько тогда ваши личные впечатления от происходящего совпадали с официальной трактовкой?

 — Я был тогда студентом Уральского государственного университета. И хорошо помню тот черный апрель, когда чуть ли не ежедневно умирали десятки людей, многих не успевали даже довезти до больницы. Помню атмосферу страха, тревожных слухов, ожидания самого худшего.

Наше студенческое общежитие находилось на улице Большакова. До Вторчермета, где, по официальной версии, произошла вспышка сибирской язвы, вызванная употреблением в пищу мяса больных животных, — рукой подать. Многие студенты тут же отказались ездить на занятия на трамвае, который ходил с Вторчермета, добирались до университета в переполненных троллейбусах и на такси. Старались не есть мясо, колбасы, сосиски, котлеты, яйца и молоко — об опасности заразиться от продуктов животноводства предупреждали санитарные врачи. И то, это было сделано лишь спустя две недели после того, как страшный недуг начал косить людей. Процитирую заметку начальника отдела особо опасных инфекций СЭС В. Попугайло, опубликованную в «Уральском» 13 апреля: «В связи с неблагоприятными погодными условиями… в некоторых районах нашего города среди овец и крупного рогатого скота к концу зимовки оказалось немало ослабленных животных, у которых повышена восприимчивость к любым инфекциям…». Далее в заметке подробно описывалось, как протекает развитие вируса сибирской язвы в организме человека, указывались меры предосторожности. И — ни строчки об истинных причинах и масштабах ЧП.

— Каким в действительности было число жертв?

— Если верить официальной статистике, зафиксировано 96 случаев заболевания среди людей сибирской язвой (с 4 апреля по 18 мая 1979 года), 64 человека умерли, причем 75% погибших — преимущественно мужчины в возрасте 25—40 лет. Странная избирательность болезни изначально наталкивала на мысль об искусственном происхождении возбудителя сибирской язвы, и эта версия полностью подтвердилась в ходе моего расследования.

В самом 19-м городке, где находилось военное НИИ микробиологии и откуда произошел выброс возбудителя смертельной инфекции, никто, по моим данным, не умер. Дважды в год всем сотрудникам ставили прививку, стопроцентно защищавшую персонал от заражения. Запоздалую иммунизацию городского населения после ЧП делали грузинской вакциной, не такой эффективной, очень болезненной и имевшей серьезные побочные эффекты. Это привело к тому, что многие пациенты стали инвалидами на всю оставшуюся жизнь. А дать в период эпидемии «свою», специфическую, самую лучшую в стране вакцину, которой бы хватило на весь миллионный Свердловск, по понятным ведомственным соображениям военные тогда не могли. Или им просто не дали.

Понять эту «возню» и секретность, в общем-то, совсем нетрудно. В 1972 году Советский Союз подписал международную Конвенцию о запрещении разработки, производства и накопления запасов биологического и токсинного оружия, а США хотели выдвинуть обвинения, что СССР в нарушение Конвенции продолжает производство и испытания бактериологического оружия.

Неудивительно, что сотрудники КГБ после начала трагедии в Чкаловском районе Свердловска попытались сразу же «замести следы». В 20-ю и 24-ю больницы, куда привозили больных, прибыли люди в штатском, военные. Персоналу клиник твердо советовали: молчите, не распространяйтесь, это в ваших же интересах. В свидетельстве о смерти медики вынужденно ставили какой угодно диагноз — пневмонию, ОРЗ, инфаркт — но только не сибирскую язву

— Один из экспертов, которого вы цитируете в книге, говорит, что выброс некоторого количества патогенного штамма произошел из-за неисправности защитного фильтра, которыми оснащена лаборатория. Или из-за халатности одного из сотрудников, что в принципе не меняет сути дела. Убедительные свидетельства того, что сибирская язва в Свердловске — следствие реализации в СССР программы создания бактериологического оружия, приводят и другие авторитетные специалисты. Но официальные власти по-прежнему придерживаются версии завозной инфекции. Почему, на ваш взгляд, истина о событиях 35-летней давности скрывается до сих пор?

— «Выброс» — вторая книга, написанная мной о трагических событиях 1979 года. Первая — «Черная весна» — вышла в свет в 2011 году и разошлась практически мгновенно. И после этого ко мне стали обращаться бывшие военные, социологи, обычные горожане. Приносили воспоминания, старые письма, фотографии, чудом сохранившиеся документы. Все они говорят об одном и том же — беда 1979 года на Урале имела искусственное, военно-лабораторное происхождение.

Правда же скрывается по одной причине. Весной 1979 года в Свердловске было совершено преступление. Пусть неосознанное, по невероятной халатности, но все-таки преступление.

Военные, кстати, до сих пор отстаивают «мясную» версию вспышки сибирской язвы. Но замалчивать истину сегодня не имеет никакого смысла, срок хранения военной тайны давно прошел. Пора честно сказать, что и как было на самом деле, и помогать пострадавшим. В это трудно поверить, но жертвы ЧП в Свердловске до сих пор не получили от государства ни материальной компенсации, ни даже извинений.

— Существует ли сегодня опасность повторения трагедии, ведь 19-й городок по-прежнему находится в центре Екатеринбурга?

— Весной 1979 года в связи со вспышкой сибирской язвы 19-й военный городок стал известен всем разведкам мира. Скандал! И секретность здесь только усилилась. А ведь НИИ вакцинных препаратов Министерства обороны СССР, Сектор военной эпидемиологии, Военно-биологический центр в Екатеринбурге (все это — 19-й городок) — не единственный в России. Он — составная часть так называемой «Системы Огаркова», созданной еще в 1973 году закрытым постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

За свою историю Система, названная по имени ее первого руководителя — генерала Всеволода Огаркова, не раз меняла свою гражданскую «крышу»: ВНПО «Биопрепарат», Специальное управление Главмикробиопрома, п/я А-1063, государственный концерн «Биопрепарат». Деликатность решаемых там проблем требовала строгой секретности — и отсутствия какого-либо общественного контроля.

Я не знаю, исходит ли сегодня какая-либо опасность от «горячей точки», находящейся в Екатеринбурге. Наверное, уроки учтены и какие-либо «утечки» в настоящее время исключены. Секретный НИИ Екатеринбурга в свое время пытались передислоцировать, перевести на выпуск антибиотиков и других современных высокотехнологичных медпрепаратов. Так, в 2004 году в Центре военно-технических проблем биологической защиты даже начался выпуск «пефлоксацина» (раньше его в России не было), который стал применяться при лечении тяжелых форм инфекционно-воспалительных заболеваний. Однако в последнее время о каких-либо мирных разработках военного учреждения что-то не слышно.

Объяснить это молчание можно двояко: либо в военном центре слабая маркетинговая служба, которая не умеет продвигать на рынок современную продукцию, либо стратегической линией развития секретного научного учреждения была и по-прежнему остается военно-оборонная тематика. Конечно, такое соседство сулит уральцам мало приятного, хотя и вопросы национальной безопасности не следует сбрасывать со счета.

— Есть ли шанс у пострадавших добиться от государства признания их жертвами бактериологической катастрофы и получить материальную компенсацию?

— Сейчас люди пытаются это сделать, обращаются во все властные структуры, нужна поддержка общественности, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки.

Кроме того, настало время установить в районе Вторчермета какой-нибудь знак, памятник безвинным жертвам военно-биологической аварии. Где именно? Ну, если не рядом с 19-м городком, что вызовет очевидное сопротивление Министерства обороны, то хотя бы возле завода керамических изделий, в районе трамвайной остановки «Южная» или на одной из улиц, чьи жители сильнее всего пострадали от ЧП. Лично мне он видится в образе динамичной скульптурной группы из трех человек: мужчины, инстинктивно закрывающего голову руками от невидимой беды, и женщины, прикрывающей платком (или плащом) своего маленького ребенка.

Говорят: до тех пор, пока не захоронен последний солдат, война не закончена. Так и тут. Несмотря на то, что прокуроры, с кем мне доводилось беседовать на эту щекотливую тему, уже не считают ее актуальной («прошло много времени, зачем ворошить старое»), виновники трагедии должны быть хотя бы названы. А властям не следует относиться к Памяти, как голуби — к памятникам. Иначе пепел погибших еще будет долго стучать в наших сердцах…

Сергей Александрович ПАРФЕНОВ — публицист, писатель, заслуженный работник культуры РФ. В 1980—2000 гг. работал в газете «Уральский рабочий». Более 20 лет занимается журналистскими расследованиями. Четырежды становился лауреатом конкурса Артема Боровика «Честь. Мужество. Мастерство», а также удостоен премий имени академика А. Д. Сахарова «За журналистику как поступок» и Союза журналистов РФ «Золотое перо России».

[photo]1797[/photo]