Мне хочется именно в связи с юбилеем поговорить о проблемах, с которыми живет сегодня Союз композиторов России. Ибо юбилей пройдет, а проблемы останутся.

Сам феномен творческих союзов СССР, унаследованных современной Россией как система, — очень сложный, с непростой диалектикой соотношения позитивных и негативных аспектов. Здесь самая сердцевина — в сугубо огосударствленном характере подобной формы «коллективизации» творцов. Ведь как показывает историческая практика, все самые известные в прошлом объединения композиторов — русская «Могучая кучка», французские «Шестерка» и «Молодая Франция», так называемая «Турецкая пятерка» — характеризовались тремя непременными чертами. Во-первых, они всегда были добровольным объединением деятелей искусства, никогда не были связаны с государственными структурами. Во-вторых, в основе «союза» лежал момент личных, неформальных связей — конкретные талантливые люди принимали решение «коннектиться». И в-третьих, подобные структуры никогда не были долгосрочными, достаточно быстро распадались — обычно после того, как к творцам приходила творческая зрелость.

 Следует помнить, что все творческие союзы СССР были созданы с одной-единственной целью: подчинить творцов воле режима и эффективно их контролировать. Строго говоря, в современных российских условиях у творческих союзов есть одна и центральная задача — по мере сил помогать своим членам в творческой самореализации. Применительно к композиторским организациям — выступать в роли менеджера, чтобы созданная музыка дошла до слушателя. С этим сегодня (и вчера тоже!) — не просто трудно, но трагично.

Вот простейшая статистика: в современной России — 16 тысяч (!) членов Союза композиторов. Прониклись? Даже если из этого количества вычесть процентов 10—15 музыковедов (их там примерно столько), то и тогда останется порядка 14 тысяч тех, кто реально пишет музыку. Кто-нибудь знает их имена, слушал их творения? Сегодня композиторы России существуют в убийственной ситуации — когда их музыка, по большому счету, не нужна в стране никому. Не нужна руководству филармоний — оно сейчас повсеместно занято решением чисто коммерческих проблем, им новоявленные Глинки и Прокофьевы ни к чему. Не нужна дирижерам и исполнителям: в этой среде личностей типа Ростроповича, натурально обуреваемого поисками новой музыки, встретить труднее, чем живого динозавра. Не нужна она и публике: социальный слой «потребителей высокой культуры» в России вообще никогда не был особенно большим, а сегодня он истончается катастрофически…

Со спонсорами же на нашей родине — совсем напряженно. Это в Израиле не музыканты ищут спонсоров, а те — музыкантов. Там — соответствующее законодательство… У нас такое возможно только при наличии иной модели экономики и иного типа взаимоотношений бизнеса с государством (без «троллинга»). Да и когда композитору бегать в поисках благодетелей (которые его, скорее всего, «пошлют») — так и на творчество времени и сил не останется…

Вот здесь-то и пригодились бы творческие союзы! Но, увы, действительность не столь радужна: достаточно вспомнить недавний прецедент в Союзе кинематографистов, когда руководство последнего во главе с Никитой Михалковым не удосужилось раскошелиться на надгробный памятник великому Георгию Вицину… Вообще отношение данных структур к собратьям по профессии зачастую укладывается в беспощадно-чеканную булгаковскую формулу: «Да, погиб, погиб… Но мы-то ведь живы! Не пропадать же куриным котлетам де-воляй?».

Котлет явно не хватает (надо признать, материальные средства творческих союзов весьма ограничены) — и посему ждать, что сегодняшние михалковы станут выполнять функции Дягилева и фон-Мекк, наивно. И тут пробивается не самый талантливый, а в лучшем случае — самый шустрый. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе и для судеб творцов: для них отсутствие самореализации, невозможность донести свое искусство до людей, или ожидание исполнения своих произведений лет по 20-ть — зачастую эквивалентно смертному приговору в самом прямом смысле.

Совсем невозможным становится положение с умершими композиторами: тут матрица почти без исключений — ушел из жизни и больше никому не интересен. Самый прямолинейный пример «местного значения»: в Екатеринбурге десятилетиями (!) не звучит прекрасная музыка таких ушедших корифеев Урала, как Маркиан Фролов (первый ректор консерватории), Виктор Трамбицкий, Геральд Топорков, Григорий Белоглазов, Вячеслав Щелоков, Олег Ниренбург, Ольга Головина…

Такие вот «непраздничные размышления». Но думать и говорить о них надо — для того чтобы Россия попросту не растеряла свой недюжинный творческий и духовный потенциал. В котором единственно — если вспомнить название великой книги К. Ясперса — наши «смысл и назначение истории».