Сцена заполнена нагромождением картонных коробок из-под хрустящего картофеля. Они-то и создают игровое пространство, в котором угадываются очертания неуютного, какого-то обезличенного жилища. Хотя ирландский драматург Мартин МакДонах в своей пьесе очень подробно описал комнату в доме семейства Коннор, режиссер Вадим Белоконь подчеркнуто отказывается от бытовых деталей.

Впрочем, два конкретных предмета, упомянутых драматургом, режиссер и художник спектакля Алексей Пшенник все же оставили. «На задней стене… над полкой, — читаем в ремарке пьесы, — висит двустволка, а над ней распятие». Вот и на сцене мы видим крест (символ распятия), а чуть пониже — ружье. Естественно, вспоминаются чеховские слова о том, что если в первом акте на стене висит ружье, оно должно обязательно выстрелить в последнем. Кто же выстрелит и в кого?

А между тем драматург не спеша разворачивает перед нами события жизни небольшого ирландского городка. О них говорят между собой священник отец Уэлш и два родных брата — Вален и Коулмэн, вернувшиеся домой с похорон отца. Старый Коннор погиб нелепо. Горожан убедили, что произошел несчастный случай. Но выясняется, что отца убил Коулмэн. Убил за то, что тот неодобрительно отозвался о его прическе. Вален же промолчал, хотя знал истину. И сделал это небескорыстно. По суду все имущество покойного досталось ему, что еще больше обозлило Коулмэна. Отношения между братьями хуже некуда.

— Как ни приду, вы все цапаетесь, — взывает к братьям священник.

Но их трудно остановить. Они устраивают скандалы то по поводу съеденной одним хрустящей картошки, то из-за выпитой бутылки самогона. И тут нет правых и виноватых — оба хороши. Ни умственно, ни эмоционально братья совершенно не развиты. Вероятно, поэтому драматург не утруждает себя придумыванием индивидуальных психологических характеристик. Режиссер идет дальше, делая братьев похожими, как две капли воды, награждая одинаковыми прическами и манерами, одинаковыми фигурами, одинаковой одеждой (их «килты» разнятся только расцветкой). И оба перемежают ссоры неожиданно возникающими минутами единения — танцуют, взявшись за руки, национальный танец.

Актеры Дмитрий Плохов, играющий Коулмэна, и Олег Кушнарев (Вален) главной чертой братьев делают агрессивность. Причем не только по отношению друг к другу. «Стая стервятников», — отзывается Коулмэн о соседях, с нетерпением ждущих лишь одного — когда начнутся поминки, чтобы на дармовщинку выпить. «Ненавижу этих гребаных Хенлонов», — не может сдержаться Вален.

Штрих за штрихом возникает характерный портрет обывателя — подавляющего множества людей, интересы которых узки, как дверная щель, через которую они подглядывают за соседом: а вдруг тот ест суп жирнее, чем у него? Обыватель туп, необразован и некультурен. Но ведь и у нас таких полстраны! А если и дальше не изменим отношение к образованию и культуре, то скоро будет и больше. Искусство универсально. Спектакль рассказывает о далекой от нас Ирландии, но думаешь о российских делах.

Вообще-то пьеса МакДонаха далека от политики — его интересуют нравственные, а не политические проблемы. Как раз поэтому главным героем своей пьесы автор делает лицо нейтральное — священника отца Уэлша. Он и самый трагический персонаж, так как осознает свое бессилие перед лицом зла.

В исполнении Андрея Мурайкина Уэлш — человек совестливый, тонкой души. Он пробует увещевать, но тщетно. «Вален Коннор, слушай меня, ненависти в мире и так достаточно». А Вален вроде бы даже ему сочувствует: «Приход тебе еще тот достался — один убил свою любовницу. Топором зарубил. Другая своей мамочке кочергой мозги вышибла. И ты еще о чем-то с ними болтаешь…».

Уэлшу остается лишь согласиться, что священник он никудышный, коль вот опять упустил душу человека — в озере утопился Том Хенлон, который служил полицейским. Лишь братцам Коннор все нипочем.

Кончается тем, что свести счеты с жизнью решает сам Уэлш, чем приводит братьев в некоторое замешательство. Они-то держали святого отца за скучного нытика, а тут… Пошевелив туго шевелящимися мозгами, братья как будто нашли ответ: священник, решили они, поступил так ради них, чтобы до них дошел призыв к примирению. Об этом он написал и в своем прощальном письме.

Но ведь душа самоубийцы попадет в ад! Надо спасти его душу.

Последняя сцена спектакля — покаяние братьев. Казалось, смягчились сердца, и они начнут жить по-другому.

Но чаша весов то и дело склоняется в опасную сторону. И вот уже снова один схватился за нож, а другой — за ружье. Заряженное…

Нам не дано узнать, раздастся ли выстрел. Да и не в этом в конечном счете дело.

…После спектакля режиссер предложил зрителям остаться для обсуждения. И они остались. Обсуждали не только игру актеров, но и саму ситуацию, представленную в спектакле. Искусство заставило волноваться и думать.