Огонь либо мгновенно лишает человека жизни, либо обрекает на мучительную смерть. Но, несмотря на плачевные факты, есть и другая сторона. Ежегодно благодаря работе врачей ожогового центра городской клинической больницы № 40 шанс на новую жизнь появляется более чем у 400 пострадавших.

Словно дети

— Вы в обмороки падаете? — спрашивают меня при входе в ожоговый центр. — А то на наших пациентов не все могут спокойно смотреть.

Отрицательно качаю головой и твердым шагом иду по отделению. В операционной уверенность в собственных силах резко падает — на столе пожилая пациентка, ей удаляют омертвевшую от ожогов кожу. И это только первый этап. Через несколько дней будет проведена вторая операция — на очищенные от некроза участки женщине пересадят ее же здоровый эпидермис. Новая «оболочка» ничуть не хуже старой. Рецепторы, 80% которых находятся на коже, постепенно начнут нормально функционировать и через несколько месяцев пенсионерка сможет вернуться к обычной жизни.

— Когда пациенты лежат месяцами, к ним, разумеется, привыкаешь, — говорит старшая медсестра ожогового центра Наталья Фитина. — Всех помним, а первого тем более — он был из Каменска-Уральского. Поступил к нам с глубокими ожогами нижних конечностей, которые получил в результате производственной травмы.

Подобные повреждения, к слову, одни из самых серьезных, и чаще всего оцениваются как ожоги третьей или четвертой степени. Летальные исходы нередки, но примеров выздоровления гораздо больше — реанимация центра, открывшегося четыре года назад, оборудована так, что даже заведующий отделением Дмитрий Шуварин доволен.

— В специальной ванной мы моем только что поступившего пациента, — старшая медсестра проводит небольшую экскурсию по ожоговому отделению. — Смываем гарь, обгорелую кожу, затем отвозим в перевязочную. Здесь врачи обезболивают пациентов и обрабатывают раны антисептическими растворами. Если есть необходимость, накладывают повязки, но в большинстве случаев держим кожу пациента открытой — она должна быть сухой: быстрей заживет.

На скорейшее «подсушивание» направлена практически вся работа центра. Температура в помещение выше, чем во всех остальных отделениях, и поддерживается специальной системой вентиляции и отопления. Незаменимый согревающий эффект создают «ожоговые кровати».

— Вместо матрацев — специальные ящики, заполненные мелким, как пыль, кварцем. При включении он начинает нагреваться и кипеть как молоко. Таким образом, пациент лежит не как на обычном матрасе, к которому бы просто прилип ожоговыми ранами, а поддерживается бурлящими пузырьками, как будто в невесомости. Кроме этого, на обожженного человека кладется «умное одеяло», похожее на плавательный матрас. Когда у пострадавшего нет кожи, именно оно регулирует температуру тела и помогает заживлять раны,

— рассказывает Наталья Фитина.

Каково самой Наталье и другим медсестрам работать в отделении, представить несложно. Кормление, гигиеническая обработка — забота о больных ложится именно на плечи медсестер по уходу. Специфика ожоговой болезни такова, что решающим в выздоровлении становится, как это ни странно, не операция, а именно повседневная забота о пациенте. Словно маленьких детей, женщины учат их дышать, сидеть, ходить, есть. Без практически круглосуточного контроля пациент если не умрет, то останется калекой.

— Многие неделями находятся на искусственной вентиляции легких, за этот срок у них перестают работать мышцы. Когда начинаем учить их сидеть, они валятся как неваляшки. Потом ставим на ноги, и при помощи специальных ходунков учим ходить. И чем раньше мы их поднимем, тем быстрее начнется процесс выздоровления. Да, все это для них очень болезненно, но, не преодолев боль, они не смогут поправиться, — объясняет старшая медсестра.

Пить меньше надо

— Как чаще всего бывает: выпил — сгорел, варил наркотики — взорвался, пошел в баню — облился кипятком, бабуля готовила обед — от газовой плиты халат зажгла, пошел жарить шашлыки — облился жидкостью для розжига, — рассказывает о причинах ожогов заведующий отделением анестезиологии и реанимации № 5 Багин Владимир.

— Также как туберкулез, ожоговая болезнь — социальное заболевание. Нигде в цивилизованном мире прививки от чахотки не ставят, потому что люди хорошо питаются и не болеют, а у нас ставят. Я недавно был на стажировке в Израиле целый месяц, и мне местные врачи хотели показать пациента с ожогами. Не нашли. На всем севере Израиля не было ни одного больного. Они не горят, потому что не пьют столько, наркотики не варят, шашлыки жарят по-человечески.

— Но в России есть своя специфика — взрывы, пожары на производствах — там же люди горят не по своей глупости?

— Да, но таких пациентов немного, они практически незаметны в общем потоке.

— Юрий Мурзин, поступивший к вам с ожогами 80% тела, — это тот редкий случай?

— Нет, у него бытовая травма — дом горел. К нам и до него поступали пациенты с такой площадью поражения, но у нас не получалось их вылечить — они всегда умирали. В Екатеринбурге, в принципе, такие больные всегда погибали. Это первый случай, когда пострадавшего удалось спасти. Но это не означает, что теперь мы всегда будет спасать таких пациентов. Нет. Конечно, профессионализм врачей растет, технологии развиваются, но мы ведь не в Японии или США живем, где выживаемость таких людей высокая. Мы существуем в реальности, где нормой считается спасение пациентов с 50—60% поражения тела.

«Мы же все седые»

Заведующий отделением Дмитрий Шуварин занимается ожогами больше 20 лет. Многое повидал — в 90-е работа была не сахар, да и сейчас проблем хватает. Но на сегодняшний день работой своего центра хирург доволен.

— 15 лет назад ожог свыше 30% считался неблагополучным. Сейчас беспокойство наступает, когда привозят больных с 50% поражения. Но мы и таких хорошо научились лечить. Конечно, у нас не самый высокий уровень. Центры Питера, Москвы, Нижнего Новгорода, Краснодара, Новокузнецка, работающие нескольких десятилетий при травматологических и хирургических институтах, нам пока их не догнать, но все впереди. У них объем помощи другой и свои наработанные традиции. А мы свои потеряли, собственно как и кадры. В новом формате мы работаем всего 4 года — это очень небольшой срок. Врач, чтобы стать нормальным специалистом, должен проработать 5—7 лет. А у нас целое отделение. Дело остается только за опытом, в остальном мы не хуже других федеральных центров.

Говоря непосредственно о работе, Дмитрий Шуварин спокоен и тверд. Голос слегка дрогнул, когда речь зашла о пациентах.

— К нам поступают люди из разных социальных групп, но в последнее время больше половины — беспомощные старики и асоциальные люди — бомжи, наркоманы. До 2000 года такие случаи были единичны. Наркоманы, например, попадали редко, потому что употребляли героин, морфин, изготовленные из мака. А сейчас сплошные суррогаты, которые надо варить. Квартиры взрываются из-за того, что неправильно используют легковоспламеняющиеся жидкости.

С такими асоциальными пациентами, по словам Дмитрия Владимировича, ему работать несложно. Они, как выяснилось, самые благодарные больные — не грубят, рекомендации выполняют, в день выписки подойдут, «спасибо» скажут.

Проблемы появляются при общении с гражданами из благополучной категории общества.

— В случае смерти пациента мы слышим от интеллигентных, на первый взгляд, родственников оскорбления, угрозы, часто они пишут жалобы на имя главного врача и совершенно не хотят понять, что мы сделали все возможное. Мы стараемся поставить себя на их место. Но слова-то принимаем близко к сердцу, и здоровья это нам не прибавляет. Из них-то никто не пытается нас услышать, более того, некоторые уверены, что они гораздо умнее врачей, и учат нас работать. У врачей, в принципе, нелегкая работа, но самое сложное — это отношения врача и пациента.

— Кто-нибудь хоть раз понял, что несправедливо оскорбляет врачей, пришел, извинился?

— Нет.

Факт

У многих пациентов обожжена глотка — им больно глотать, поэтому вся пища измельченная. Кроме этого, все блюда очень калорийны. Питательная пища необходима для скорейшего восстановления тканей. Ожоговое отделение — единственное, куда беспрепятственно пускают родственников. Психологическое состояние пациентов после пожаров очень плохое, и врачи только рады, когда близкие эмоционально поддерживают больных.

Заведующий ожоговым отделением Дмитрий Шуварин:

— Ожоговая болезнь опасна своей незаметностью. После пожара пациент может сам прийти в отделение и сказать, что у него ничего не болит, но врачи уже могут прогнозировать, когда он умрет. Если больной с ожогами более 30% не обратится за помощью — не обязательно в центр, а в любой стационар, где есть интенсивная терапия и реанимация, в течение 24 часов, он погибнет. В организме происходят необратимые процессы, которые после первых суток уже, практически, невозможно остановить.

Достижение

Специалисты ожогового центра ГКБ № 40, спасшие юношу Юрия Мурзина, у которого в результате пожара обгорело 82% тела, стали лауреатами премии «Медицинский Олимп» в номинации «Спасение года —2013».

[photo]910[/photo]

Наталья Фитина демонстрирует работу «ожоговой кровати»