Обтесав друг друга

История этой стихотворной дуэли восходит аж к 1918 году. Тогда еще не общепризнанные молодые поэты Игорь Северянин и Владимир Маяковский участвовали в поединке «Король поэтов», который проходил в Политехническом музее в Москве. На удивление, Северянин победил Маяковского и стал королем. Маяковский тогда не только удивился, но и очень расстроился, даже устроил со своими сторонниками небольшой дебош. Прошло 95 лет. Артисты Александр Борисов и Алексей Шестаков решили выяснить, изменилось ли что-то в предпочтениях публики.

Вернее так — Алексей Шестаков, который задолго до дуэли создал моноспектакль по «Облаку в штанах» Маяковского, вызвал на дуэль Александра Борисова, который задолго до этого играл свой моноспектакль «В грехе — забвенье» по творчеству Игоря Северянина. В общем, история там путаная — кто кого и куда вызвал. Но факт остается фактом — Маяковский (А. Шестаков) вновь схлестнулся с Северяниным (А. Борисов). Кто победит, должна была решить публика. Прямым голосованием.

Если отвлечься от всех элементов шоу — громогласное представление дуэлянтов, секундант-распорядитель, зрительское голосование, — которые лишь яркая обертка, и перейти сразу к спектаклю, то берусь утверждать, что, как бы ни хотели артисты противопоставить свои работы, из двух моноспектаклей получился цельный спектакль, не равный сумме частей. Я видела и «В грехе — забвенье» А. Борисова, и «Облако в штанах» А. Шестакова, каждый в свое время, отдельно друг от друга. И если в одном от изобилия тем, образов, красок порой кружилась голова, то в другом явно не хватало выразительности. Но когда они непримиримо слились, вдруг оказалось, что, обтесав друг друга, Шестаков и Борисов уравновесились.

«Облако в штанах»

Путем нехитрой считалочки секундант дуэли Игорь Кожевин определил, что первым из дуэлянтов «выстрел» сделает Шестаков—Маяковский своим спектаклем «Облако в штанах».

Маяковский, что ни говори, у всех на слуху. Каждый про него что-то да знает. У меня с ним натянутые отношения. В одиннадцатом классе, стоя у доски, я читала «Стихи о советском паспорте». На словах «Я достаю из широких штанин…» из кармана брюк я достала паспорт в ярко-красной обложке и с вызовом бросила его на стоящую передо мной парту. За что, после триумфальных аплодисментов одноклассников, была отчитана учительницей, потому как «своим показным жестом я сбила искренний пафос строчек Маяковского в глазах своих ровесников». За четверку по литературе и необходимый «искренний пафос» Маяковский был буквально изгнан из моего внутреннего мира. Но Алексей Шестаков сумел примирить меня с этим поэтом. Потому что в моноспектакле «Облако в штанах» есть искренность, но нет никакого пафоса. Нет и актера, играющего Маяковского. А есть парень, молодой и дерзкий, дразнящий обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. Говорит он о любви, о такой любви, ради которой готов вывернуться наизнанку. Часовой моноспектакль — взлеты и падения, виражи любви, проходя которые, герой размышляет об искусстве, жизни, вызывает весь мир на борьбу и даже успевает поддеть Северянина. Маяковский у Шестакова предстает, как всегда, категоричным, но очень лиричным, тем для публики и непривычным.

«В грехе — забвенье»

Второй «выстрел» наполнен утонченностью, жесткой изнеженностью и откровенным самоутверждением. Если Шестаков буйствует на сцене в рамках поэмы, то Борисов собирает спектакль «В грехе — забвенье» из стихов Игоря Северянина разного периода, но есть в этом единая история, история большого поэта, пылкого мужчины, человека, страстно желающего жить. Мне поэзия Северянина ближе, от того понятнее. Вся его упоительно-одурманивающая изысканность, вся его впечатляющая эстетность, вся нежно-женская томность — это страстное желание жить; эгоцентризм, ироничное самолюбование — страстное желание в этой жизни остаться: в памяти, женщинах и строках бессмертной поэзии. В то же время над всем этим страх и ужасающее осознание неумолимого угасания и своей конечности. Смерть явно или полунамеком проходит во множестве стихов Северянина: когда-то скользит как бы мимо, когда-то буквально наваливается. И от того ритм спектакля волнообразен. Мятущаяся душа поэта воплощается в двух тесно сплетающихся темах: тягучего угасания и бурного кипения жизни. Я бы определила это как постоянное стряхивание наваливающегося небытия.

Северянин не столь популярен в сравнении с Маяковским. И зрители сначала откликались больше на голос Борисова, чем на поэзию. Но все же артисту удалось переломить ситуацию и сделать строки поэта весомыми. В итоге и артист, и поэт заняли каждый свое место в сердцах зрителей.

Равновесие

Битва получилась не шуточной. У кандидатов в «короли» были даже группы поддержки — с плакатами, речевками, все как подобает. По итогам зрительского голосования вновь победил Игорь Северянин. Всего три голоса отделили Маяковского от трона. Но лично для меня двух поэтов примирило Солнце. И то, что светит нам всем, и то, что висело за спинами артистов в качестве декорации. Солнце — бог, которому служат оба поэта, идеал, к которому они стремятся. Возвышающееся над ними, медно-горящее, оно объединило их своим светом. Такое по-настоящему театральное, оно нависало и колыхалось, было то «бешено-степным», то «пламенно-ледяным». Маяковский «моноклем готов был вставить его в глаз», Северянин мечтал, что и его бессмертная душа взойдет, как это Солнце. Кстати, эта декорация сюда из спектакля «В грехе — забвенье» перекочевала. Но если там она была яркой, горящей, то Маяковский своей безжалостной прямотой убрал лощеный блеск с лучей, и Солнце стало как будто прогоревшим. Не блеклым, не потухшим, а именно прогоревшим, с вселенским опытом и надрывом.

Два поэта. Два артиста. Два спектакля. Такие разные, такие самобытные. Но все они, я думаю, утверждают один постулат: «Да царят над миром Солнце и Любовь!».