Как известно, сборник уральских сказов с таким названием впервые вышел в Свердловском областном книжном издательстве в 1939 году. Перед этим самые первые четыре сказа Бажов еще в рукописи дал прочитать московскому литератору Всеволоду Лебедеву, который увез их в столицу и вскоре опубликовал в № 11 журнала «Красная новь» за 1936 год. Эти сказы — «Дорогое имечко», «Медной горы Хозяйка», «Про Великого Полоза» и «Приказчиковы подошвы». В том же 1936 году три сказа из этой четверки появились на страницах изданного в Свердловске сборника «Дореволюционный фольклор на Урале», подготовленного краеведом Владимиром Бирюковым.

Громкий резонанс был совершенно неожиданным для Бажова. Кончилось тем, что 29 марта 1939 года Павел Петрович, до этого считавший себя скорей журналистом, был принят в Союз советских писателей. Несколько раньше, в 1936 году Бажов поступил на заочное отделение Литературного института им. А. М. Горького в Москве.

В целом тридцатые годы оказались чрезвычайно тяжелыми для Бажова. В 1935 году трагически погиб его 19-летний сын Алексей. Зашли в тупик литературные дела. В начале 1930-х он был членом редколлегии журнала «Штурм», его избрали в секретариат УралАПП от объединения пролетарско-крестьянских писателей Урала. Однако начатые книги о современной жизни не получались. Бажов ощущал какую-то фальшь, разделявшую провозглашаемые лозунги и реальные дела новой власти.

Анализируя биографию Бажова периода тридцатых годов, известный уральский филолог Михаил Батин в книге «Павел Бажов», вышедшей в 1976 году в Москве, писал о сомнениях будущего классика советской литературы. Ссылаясь на дневниковые записи Бажова, он отмечал, как серьезно Бажов «всматривался, вдумывался в формирующийся тип советского писателя, как бы проверяя — есть ли в нем самом качества, необходимые писателю». И вдруг, что называется, не из тучи гром. Бажова исключают из партии.

Случилось это 17 ноября 1933 года на заседании объединенной партийной группы Уральского Истпарта, музея Революции и партийного архива. Публикуемый в «Архивах Урала» протокол этого заседания за номером 32 делает понятными обстоятельства этого исключения.

Поводом послужило заявление Михаила Кашеварова, участника гражданской войны, заведующего библиотекой Свердловского областного краеведческого музея, о присвоении Бажовым партийного стажа с 1917 года.

Согласно комментариям нынешнего публикатора документов о Бажове Елены Ярковой, действия Кашеварова стали следствием его конфликта с Бажовым, который, работая в обллите, не пропустил в печать несколько краеведческих сборников, к которым имел отношение Кашеваров. В феврале 1934 года районная контрольная комиссия отменила решение партгруппы. Бажов в партии был восстановлен. Публикуемый же ныне протокол особенно ценен тем, что содержит подробное объяснение самого Павла Петровича по поводу его политических взглядов. «Я считал, — говорил тогда он, — что стаж имею законно, так как Усть-Каменогорская большевистская организация, принимая меня в партию в декабре 1919 года, установила мне стаж с июля 1917 года, учитывая мои прежние заслуги» (какие именно — объясняется).

Вторично Бажова исключили из партии в январе 1937 года за книгу «Формирование на ходу. К истории Камышловского 254-го 29-й дивизии полка». Причина — ссылки на воспоминания героев гражданской войны, признанных к тому времени врагами народа, которых Бажов якобы прославлял. Через год, в январе 1938 года, Бажов, как и в предыдущем случае, в партии был восстановлен.

В результате партийных неприятностей писатель потерял еще и работу — был уволен из Свердловского книжного издательства, где служил литературным редактором.

Еще один исследователь творчества Бажова Лидия Слобожанина в ряде своих публикаций, в том числе в книге «Сказы — старины заветы» (Екатеринбург, 2000), высказала по поводу бажовских злоключений особое мнение. Дескать, именно отстранение от привычной работы и общественной жизни дало Бажову необходимый минимум творческой свободы, своего рода глоток воздуха, позволивший глубже осмыслить жизнь. Отсюда обращение к сказам, к богатствам народного мифотворчества.

Исследователь ссылается и на признания самого Бажова, зафиксированные свердловским литератором Виктором Стариковым. Во время их доверительного разговора, состоявшегося в ноябре 1939 года в поезде, когда оба возвращались из Нижнего Тагила с похорон Алексея Бондина, Павел Петрович сказал:

— Выдалась такая невеселая полоса в моей жизни, когда я оказался не у дел. Ну, и взялся всякие давние задумки обрабатывать. Так и получилась эта книжка («Малахитовая шкатулка» — Ю. М.). Как говорится, велению сердца подчинился… Время такое — некогда сосредоточиться. А у меня, по стечению обстоятельств, времени оказалось предостаточно…»

…«Веление сердца» позволило создать шедевр. Надо сказать, и в дальнейшем чрезмерное «служение идее» порой не очень-то шло у честного коммуниста Бажова на пользу творчества. Лучшее было создано им вне политики.