Оба стартовали на рубеже веков. В 1906 году состоялся громкий и колоритный «въезд в Большую Историю» будущего Отца Народов: тогда под руководством Кобы в Тифлисе состоялось  дерзкое ограбление банка — акция, финансово обеспечившая большевиков чуть ли не до самого революционного февраля. На всех юридических факультетах мира эта история подробно изучается. Правда, у нас до сих пор у нас не любят вспоминать о том, что человек, 25 лет вершивший судьбы нашей страны, начинал с «уголовки», пусть и во имя неких высоких целей. Ведь во всех учебниках говорилось, что большевики принципиально отказались от методов революционного террора и вообще были гуманистами.

В это время Сергей Прокофьев взлетел на крыльях славы и стал корифеем русского музыкального модерна. Его музыка вызывала яростные споры; публика делилась на фанатов и тех, кто вообще отказывал сочинениям Прокофьева в праве называться искусством... Композитор относился к этому ажиотажу спокойно и почти равнодушно.

В 1917 году Коба вернулся из туруханской ссылки, чтобы войти в «руководящую голову» большевистской партии и резко «пойти наверх». И в это же время  — Прокофьев уезжает за рубеж. Его отъезд, в отличие от эмиграции многих его коллег, совершенно не носил политического характера. Сохранились сведения о разговоре, состоявшемся у Прокофьева с тогдашним наркомом просвещения А. Луначарским. Последний спросил композитора: «Почему вы уезжаете? Вы же говорили, что любите революцию». Прокофьев с присущим ему добродушным юмором ответил: «Я и сейчас ее люблю — я только не люблю стрельбы, под нее невозможно сочинять музыку. Когда вам надоест стрелять — я вернусь». Он 15 лет жил в Европе и США, гастролировал, создавал один музыкальный шедевр за другим — а в это время Россию захлестывали волны красного террора, полыхала Гражданская война, потом настала странноватая эпоха НЭПа, ушел в небытие кровавый Ильич, начались сеансы «подковерных» битв. И наконец — Коба стал Хозяином.

В 1933 году Сергей Прокофьев исполнил данное Луначарскому обещание и вернулся в СССР. Он допустил ту же ошибку, что и многие другие «возвращенцы», — не мог представить, до какой степени изменилась страна, до какой степени она не похожа на саму себя дореволюционную. Он хорошо был знаком со многими видными большевиками-интеллектуалами — но их время тоже уже кануло в Лету. А еще Прокофьев уповал на свою мировую известность — не тронут!

Так Прокофьев на оставшиеся 20 лет своей жизни стал «советским композитором». С одной стороны, его музыка звучала в Советском Союзе, его оперы и балеты ставили на сцене Большого театра. С другой... Жена композитора Мирра Соломоновна была брошена в лагеря — и больше они не увиделись никогда: выжившая в ГУЛАГе и дожившая до хрущевского «реабилитанса», Мирра Соломоновна узнала о смерти мужа из газет... А в 1948 году Прокофьев попал под страшное Постановление ЦК КПСС, заклеймившее «формализм в искусстве». Мировая слава (читай — популярность в странах капитала) не только не защищала Прокофьева, она теперь была дополнительной угрозой. Никаких концертов, никакой работы — то есть никаких заработков. И постоянное балансирование на грани ареста.

Как жил Прокофьев в эти страшные годы? Сохранилась потрясающая деталь: молодой еще тогда М. Ростропович, поклонник прокофьевского творчества, ходил  в Союз композиторов, чтобы вырвать у тогдашнего его председателя Т. Хренникова 10 рублей «материальной помощи» для Прокофьева — без этого гению русской музыки просто нечего было есть... И что особенно впечатляет — композитор не только не сломался, но и не озлобился. Он не резал себе вены, как Шостакович, — но и не каялся в грехах, не обещал «перестроиться», как большинство его товарищей по несчастью. Более того: самые светлые, самые мудрые его творения — такие, как балет «Золушка» и Седьмая симфония, — были написаны именно в это время, самое тяжелое в жизни композитора...

И — финал, наступивший 5 марта. Косвенным виновником смерти композитора стала… смерть Сталина. Центр Москвы был перекрыт, «скорой» просто не дали проехать по вызову. Потом не могли купить цветов. Проводить Прокофьева в последний путь пришло всего несколько человек. Другие не смогли пробиться из-за толп. Или не рискнули уйти с траурных митингов.

А что осталось сегодня от этих людей, чьи биографии оказались столь смертельно спаяны? Музыка Прокофьева звучит по всему миру: нет на Земле оперного театра, где бы не шли «Ромео и Джульетта» и «Золушка», «Война и мир» и «Любовь к трем апельсинам», «Игрок» и «Огненный ангел». Нет на планете концертного зала, где бы не звучали его симфонии, сонаты, концерты, «Мимолетности», «Сарказмы»... А от Сталина? Осталась могила в Кремлевской стене — и десятки миллионов безымянных могил по стране. Остались заводы, могущие производить только оружие; остались города, построенные на костях; осталась уничтоженная, подрубленная коллективизацией и войной русская деревня. И еще — осталась покореженная психика нескольких поколений наших соотечественников. На моей памяти — совсем недавние события, когда во время телевизионного голосования по предмету «Главный исторический герой России» большинство россиян, обсуждая «кандидатуру № 1», дружно вычеркнули Пушкина (!) и поставили на это место Сталина.