Вместо многочасовых занятий, заучиваний гамм и уроков сольфеджио 10-летний Володя переворачивал книги корешками вверх и познавал музыкальные азы, выстукивая ритм по плотному переплету. — С этого, наверное, все и началось, — вспоминает барабанщик. — Потом появились знакомые, которые пригласили играть в ансамбле (ВИА тогда появлялись в огромном количестве, как грибы после дождя). А в 1979 году я уже попал в стационарный ВИА в верхнепышминский ДК. Нас взяли младшим составом. Играли все подряд — наши песни, Beatles…

— Свои песни удавалось исполнить?

— Чтобы в Советском Союзе выйти на сцену со своей музыкой, надо было иметь образование — закончить хотя бы музыкальное училище, а лучше консерваторию. А для нас музыка была хобби, занимались ею в свободное от работы время. Все ломанулись получать корочки в 82—85 годах, когда стало возможно хоть как-то зарабатывать музыкальным трудом. А после того, как к власти пришел Горбачев, в стране стало не так «душно», и чтобы выступать на сцене, специальное образование, по большому счету, стало ненужным. Играли мы, кстати, и без корочек хорошо. За инструментом проводили по 4—5 часов в день и из уровня самодеятельности вырастали быстро.

На моей памяти первыми свой материал местные ребята исполнили в 80-м году. Тогда было модно работать с крупной формой, и они положили на свою музыку поэму Вознесенского «Мастера». В итоге получился цикл песен, объединенных общей идей.

— Лично вам музыкальное образование было нужно?

— В «Чайник» в 84-м году я все-таки поступил. Но и до него все складывалось неплохо. В 81-м году моих ровесников забрали в армию, а меня не взяли. Чтобы не слонялся без дела, один приятель решил меня пристроить в группу «Змей Горыныч Бэнд» и привел для знакомства с солистом, в архитектурную академию. Звали солиста Леша Гарань. Но в академии он отсутствовал, и как мне сказали, присутствовал в неком общежитии под определенным количеством портвейна. Зато вместо него был Александр Пантыкин, который, обозрев меня, предложил сыграть джем-сейшен. Мы немножко поиграли. Сашу устроил мой уровень, и он позвал в свою группу «Урфин Джюс». Днем мы все работали, а вечером репетировали. Раз в три-четыре месяца даже давали концерты.

— Долго разрывались между работой и любимым увлечением?

— В 83-м мне окончательно надоело с 8 до 17.00 трубить на заводе, и я ушел. В 84-м  уже учился в «Чайнике», стипендию перестал получать через полгода, денег не было, и на что жил, даже не помню. Наверное, на то, что зарабатывал, играя на свадьбах. Был вариант еще работать в ресторане, но больше, чем на один вечер меня не хватило. Там ведь и «Мурку» играй и вообще все, что пожелает пьяный клиент. А это, как у нас на радио говорят, «не интелехэнтно». В таком подвешенном состоянии болтался до 1986 года.

— А как же «Урфин Джюс»? Да и «Настя» в то время числилась в вашем послужном списке…

— Группа распалась в 1985 году, а с Настей Полевой мы поработали в 1985 году на различных фестивалях, записали  альбом «Тацу» и разошлись. Реальная работа началась с «Чайфов», куда меня позвал Володя Шахрин, с которым мы познакомились на каком-то очередном вечере. Сделали программу, а где-то через год барабанщика «Наутилуса» Альберта Потапкина забрали в армию, и меня пригласили на замену. Играть в двух коллективах было трудно… За две недели нашел вместо себя музыканта в «Чайф» и ушел в «Нау».

— Вы наконец-то получили все, что хотели?

Да, сбылась мечта идиота. Ты занимаешься любимым делом и получаешь за это деньги. Что может быть лучше!

— И все было так безоблачно?

— Гастрольная жизнь — штука довольно суровая. Но разного рода неудобства меня не смущали. Проблема была в  другом. В начале 80-х нам не давали играть, а в конце надо было играть очень много. Были эпизоды, когда две недели мы давали по два концерта в день. Залы при этом всегда были полные. И это было нормой. «Железный занавес» упал, и на рок-концерты ходили даже бабушки с внуками. Музыка стала модной. Потом, правда, интерес поубавился, количество групп уменьшилось. Остались те, кому было что сказать.

— Вячеслав Бутусов как раз и остался, только почему с совершенно другим составом?

В один прекрасный ноябрьский день 1988 года московский директор собрал нас (музыкантов) и без объяснения причин, сказал, что мы свободны. (Пауза.) Это нормальная практика для шоу-бизнеса. Фронтмэна грамотно отделяют от всего коллектива и при необходимости меняют состав. Знаете ведь поговорку, «скажи человеку сто раз, что он свинья, он и захрюкает». С нами происходило что-то подобное. Славу от нас отделили, он, видимо, и сам был не против сменить команду. Затем нас и вовсе списали, остался только гитарист Егор Белкин. После «Нау» я еще три года поработал в музыкальной сфере. А в 91-м понял, что наигрался и до 1997 года музыкой вообще не занимался. И прекрасно, кстати, себя при этом чувствовал.

— Кто вас выдернул из блаженного состояния?

— Саша Пантыкин. Пригласил в новый коллектив «Поезд куда-нибудь», где и играл до 2004 года. Потом поработал сессионным музыкантом с разными коллективами….

— И в один прекрасный день стали радиоведущим…

— Именно так. Я даже подумать не мог, что когда-то буду работать на радио. Мы, конечно, несколько лет назад разговаривали с Михаилом Симаковым (программный директор радио «Рок-Арсенал». —Прим. автора) о том, что в Екатеринбурге нет хорошей радиостанции, но не более. И когда полтора года назад он пригласил меня вести утреннее шоу, я отбивался как мог. Но все мои аргументы — плохую дикцию, местечковый акцент — Миша отмел и сказал, что это легко исправляется.

— Как прошел первый эфир?

— Дико. У меня сейчас-то ступор иногда случается, а тогда это, в принципе, было нормальным состоянием. Слава богу, коллеги — профессионалы, эфир получается благодаря их работе. А я так (улыбается) на подхвате. (Пауза.) Вообще я рад, что стал работать на радио. В последнее время чувствовался застой, потому что не было требований к себе. А сейчас я должен каждый день к 7 утра быть готовым к эфиру. Мозги стали ворочаться. Приятно. Только вот вставать в 5.30 тяжело — аппарат (показывает на рот) бывает трудно завести.

Досье

Владимир Назимов — советский, российский музыкант. Виртуозно стучал палочками по барабанным установкам в группах «Урфин Джюс», «Настя», «Чайф», «Наутилус Помпилиус», «Апрельский Марш», «Поезд Куда-нибудь». С 2012 года будит всех любителей рок-музыки в утреннем шоу «Дом Восходящего Солнца», на радио «Рок-Арсенал». 

— В кругу музыкантов часто можно услышать выражения «пошли на обезьяну» или «хождение по трупам». Обезьяной называют фронтмэна, а второе выражение используется, когда в группе часто меняют музыкантов. 

— Однажды с «Нау» мы играли концерт в Омске, и на протяжении всего выступления была драка между зрителями и милицией. Мы играем «Я хочу быть с тобой», а в зале стулья летают, дубинки стучат. Иногда зал попадался «глухим» — никакой реакции от зрителей. Энергия, которая исходит из зала, конечно, важна, но для профессионала она не должна имеет значения. Нужно уметь играть на любую аудиторию. Борис Гребенщиков, кстати, однажды заметил, что уральская публика очень спокойная. Мол, принимают-то хорошо, но уж слишком сдержанно. На самом деле у нас приходят послушать, а не сходить с ума возле сцены.