Что сегодня происходит на этом поле битвы, «УР» рассказал врач анестезиолог-реаниматолог высшей категории, заведующий инфекционной реанимацией городской больницы №40 Екатеринбурга Дмитрий Бельский.

—Дмитрий Владимирович, сегодня именно вы, врачи, находитесь на переднем крае борьбы с пандемией — фронтовая терминология точнее всего подходит для описания сложившейся ситуации. Скажите, хватает ли у вас сил и средств, чтобы отражать коронавирусное нашествие? Справляетесь ли вы с наплывом больных, общее число которых растет с каждым днем?

— Справляемся, другого выбора у нас просто нет. Силы и средства для этого есть. Наше областное правительство проделало огромную работу по перепрофилированию медицинских учреждений для лечения больных с коронавирусом. Открыты дополнительные не только койки, но и целые больницы, ориентированные на пациентов с COVID-19: это ГКБ №6,14,24, госпиталь ветеранов всех войн.
Конечно, самые тяжелые пациенты находятся в реанимации. В нашем отделении тоже развернуты дополнительные койки, они оснащены всем необходимым реанимационным оборудованием.
Но открыть койку, поставить аппарат искусственной вентиляции лёгких, монитор — самое простое. Главное — это специалисты. К нам из других отделений 40-й больницы переведены врачи, сестры, которые сегодня тоже работают в усиленном режиме.

«Никто из моих коллег не уволился с работы из-за пандемии»

— На днях руководитель федерального медико-биологического агентства Вероника Скворцова сообщила, что у 40% российских докторов, работающих с коронавирусными больными, уже наступило эмоциональное выгорание, 10% медиков страдают депрессией и нуждаются в психологической помощи. У вас такая же ситуация?

— У нас специализированное отделение — реанимация инфекционного профиля. Мы обучены, подготовлены к работе с инфекционными больными. Это, образно говоря, наш хлеб. Мы в ежегодном режиме работаем с гриппом, другими тяжелыми инфекциями. Ничего принципиально нового в сегодняшней ситуации для нас нет.
И я не могу сказать, что мы выгорели, что нам нужна психологическая помощь. Да, мы увеличили количество коек, штат отделения, мне пришлось дополнительно поработать с привлеченным персоналом, потому что у нас уровень инфекционной безопасности гораздо выше.

— Но ведь кроме профессионального долга есть еще чисто человеческий страх подхватить опасную инфекцию. Вы наверняка слышали, что в Калининградской области в самом начале пандемии по собственному желанию уволилось около 250 медработников. У вас были такие случаи?

— Нет. Ни один человек не написал ни отказ работать в инфекционном отделении, ни заявление об увольнении. Люди, которые идут сюда работать, понимают, что у нас инфекционный госпиталь, что мы имеем дело с самыми тяжелыми инфекциями. Любую вспышку, будь то грипп, острые кишечные инфекции или какое-то другое инфекционное заболевание — наш стационар принимает на себя. Мы привыкли к жестким требованиям санэпидрежима, средствам индивидуальной защиты. Сейчас требования стали еще более жесткими, чем раньше. Но мы к ним тоже привыкли.

«В самом начале СИЗы и у нас были на вес золота»

— Время от времени медики — как российские, так и иностранные — жалуются в СМИ на нехватку СИЗов — средств индивидуальной защиты. Вам не приходилось, как некоторым вашим заокеанским коллегам, упаковываться в пластиковые мешки для мусора?

— К счастью, с СИЗами у нас все в порядке. Как у инфекционного госпиталя у нас и в мирное время всегда есть необходимое количество средств индивидуальной защиты, которое постоянно обновляется.
В Екатеринбурге регулярно проводятся международные соревнования, как, например, недавний чемпионат мира по футболу, чемпионат мира по боксу. И наш госпиталь всегда готовится к приему больных с любой патологией, которую могут к нам завезти, начиная с гриппа и заканчивая сибирской язвой, чумой, холерой, лихорадкой Эбола. Более того, несколько раз в год еще и учения проводятся, поэтому СИЗы в наличии есть всегда.
Да, когда мы только входили в пандемию, то средства индивидуальной защиты и у нас были на вес золота, поэтому работать в красной зоне приходилось дольше, чем сейчас. Но сегодня мы обеспечены СИЗами в достаточном количестве, хоть каждый час меняй.

— Это стандартные для инфекционного госпиталя СИЗы или рассчитанные на защиту именно от коронавируса?

— Средства индивидуальной защиты делятся на категории, мы используем СИЗы с максимальной степенью защиты. Это респираторы 2-3 класса защиты, очки и защитные щитки.

«Врачи к каждому пациенту должны относиться как к инфицированному COVID-19»

— Если СИЗы настолько надежны, почему же медики так часто заражаются? Это следствие каких-то ошибок в использовании защитных средств или результат особой агрессивности коронавируса, который способен преодолеть даже самую надежную защиту?

— Это мировая проблема, во всех странах медработники заражаются, более того, умирают. По последним данным, в России от коронавируса умерло более 80 медицинских работников. Причина, почему инфицируются медработники, многогранна. Во-первых, в условиях пандемии врачам и медсестрам надо работать со всеми пациентами как с носителями коронавирусной инфекции и соответственно защищать себя от заражения. И в этом смысле мы, инфекционисты, находимся даже в более выигрышной ситуации, чем наши коллеги в других лечебных учреждениях. Мы понимаем, с чем имеем дело. Готовясь войти в красную зону, знаем, что наши пациенты — вирусовыделители, адекватно оцениваем риски, с которыми сталкиваемся. И защищаем себя соответствующим образом.
К врачам других специальностей могут прийти больные с легкой формой заболевания или бессимптомные носители вируса. И медработники каждого пациента должны рассматривать как потенциально инфицированного. Вспышки инфекции в ряде медучреждений Екатеринбурга в начале пандемии произошли как раз потому, что на тот момент у персонала еще не было той инфекционной настороженности, какой она должна быть и какая всегда есть у нас.
Ну и наконец, медработники могут инфицироваться не только в стационаре, но и на улице, в общественном транспорте, магазине.

— А среди ваших коллег есть инфицированные?

— Слава богу, пока нас эта участь миновала. Персонал еженедельно обследуется на коронавирус. Мы и так работали в достаточно жестком режиме, а сейчас потеря хотя бы одного сотрудника повлечет за собой дополнительную нагрузку на остальных. Каждый из нас прекрасно понимает, что он подведет коллектив, если заболеет, поэтому мы стараемся максимально друг друга беречь.
Когда входим в красную зону, помогаем другу одеваться. Это, во-первых, ускоряет процесс облачения. Во-вторых, служит дополнительной страховкой безопасности. Друг друга осмотрели: все закрыто, лицо, шея, руки и т.д. Проконтролировал сам себя, друг друга — и пошел к пациентам.

«После выхода из красной зоны одно желание — просто подышать»

— В защитных скафандрах даже просто находиться тяжело, а вам еще приходится интенсивно работать, реанимировать тяжелых больных. Как вы выдерживаете, есть ли у вас возможность передохнуть, восстановиться?

— Да, в костюме действительно тяжело. Комбинезоны, респираторы, которые мы используем, очень герметичные, в них очень сильно устаёшь. Мы работаем по скользящему графику, в красной зоне находимся по 4 часа, как это положено по регламенту. После этого несколько часов перерыва на отдых, прохождение санпропускника и на то, чтобы подышать — в прямом смысле слова.

— Отдыхаете дома или в больнице?

— Кто-то возвращается домой, кто-то живет в гостинице, кто-то снимает жилье, чтобы снизить риск инфицирования своих семей. В этом есть резон: очень много к нам поступает пациентов из семейных очагов заражения. В больницу попадают целые семьи: мама, папа, дети, бабушки, дедушки – все. Лично я хожу домой.

— Не боитесь заразить домашних?

— У меня жена инфекционист, она понимает сложившуюся ситуацию. Так же мы стараемся исключить контакты с родными, особенно входящими в группу риска.

— А выходные у вас есть?

— Практически нет. То есть формально они есть, но по факту это не выходные, даже если я ухожу домой. Физически ты дома, а сам на работе, потому что постоянно на связи с отделением.

«Режим ограничений дал медицине время на перестройку»

— Ваш боевой пост — у постели больного. А как работают тыловые службы клиники, которые должны создавать условия для работы врачей?

— С началом пандемии колоссальный объем работы лег не только на врачей, но и на администрацию больницы. За очень короткий срок пришлось полностью переформатировать деятельность многотысячной клиники, начиная с доставки еды и воды персоналу до обеспечения СИЗами и стирки костюмов. Перестроены все службы: инженерная, функциональной диагностики, прачечная, пищеблок. Это колоссальнейший труд, одновременно пришлось перестраиваться по десяткам направлений.

—Насколько эффективны, на ваш взгляд, действия федерального оперштаба по борьбе с пандемией?

— На мой взгляд, все сделано правильно. Поскольку вовремя были введены ограничительные меры, стационары справляются с потоком коронавирусных пациентов — и это главное. Пандемия опасна одномоментным инфицированием большого количества людей и массовой госпитализацией в стационары. Ни одно даже самое лучшее здравоохранение в мире не выдержит одновременного поступления сотен тысяч пациентов. У нас больные не лежат в коридорах, не стоят в многочасовых очередях на госпитализацию. Да, бывают острые моменты, случается форс-мажор, но самоизоляция, приостановка ряда производств, масочный режим позволили переформатировать лечебные учреждения, перевести в режим инфекционной готовности.
Выполнен огромный объем инженерных работ: отлажены системы вентиляции, водоснабжения, шлюзования, электроснабжения. Я видел, в каком режиме работали инженерные службы. « Мы второй месяц без выходных и спим по 4-5 часов в сутки», — признавались они.
Чтобы обеспечить больницы инфекционной инфраструктурой, нужно было время. Введение ограничительных мер дало возможность подготовиться к поступлению больных. Если бы мы этого не сделали, то стационары бы не справились с большим и одномоментным поступлением пациентов, врачи инфицировались бы в большем количестве, чем сейчас, в результате ушли бы на больничные, и тогда наступил бы общий паралич службы здравоохранения.

«Карантин смягчается, но война-то с коронавирусом не закончилась!»

— У вас нет опасений, что такой паралич может наступить после смягчения карантина?

— Время покажет. Мы готовы к возможному увеличению количества поступающих пациентов в связи с отменой некоторых ограничительных мер. Перепрофилированы больницы, закуплено дополнительное оборудование, но очень многое будет зависеть от сознательности людей.
Все понимают, что нужно возвращаться к работе, что экономические потери из-за пандемии просто колоссальные, и что важно, сейчас нет геометрического роста заболевших, поэтому государство пошло на ослабление карантинного режима. Но война-то с коронавирусом не закончилась!

— Как, по-вашему, можно предотвратить нежелательное развитие событий?

— Повторюсь: все зависит от людей. Нужно максимально строго соблюдать введенный эпидрежим: носить маски, перчатки, чаще мыть руки. Самое главное — поберечь родителей, люди в возрасте 60 плюс должны сохранять режим самоизоляции, сегодня они самые уязвимые.
Исходя из практики лечения больных с коронавирусом, я бы назвал эту группу пациентов «летальное трио». Есть три болезни, которые приводят к крайне тяжелому течению заболевания COVID-19: гипертония, ожирение и сахарный диабет. Пожилым людям с такими диагнозами категорически нельзя выходить «на шашлыки», как бы им этого ни хотелось.

— Возможно, многие пренебрегают санитарными правилами еще и потому, что не боятся подхватить вирус. Мол, даже если заражусь, то врачи вылечат. В Свердловской области на две с половиной тысячи инфицированных всего шестеро умерших. Получается, чем лучше вы работаете, тем больше народ расслабляется.

— Люди не понимают, какое это тяжелое заболевание, не представляют, что такое аппарат искусственной вентиляции легких: мол, полежу, подышу и встану, как ни в чем не бывало. Но ИВЛ — это не таблетка, это технология, связанная с колоссальным риском. И это не панацея. Вирус губит легкие, не у всех они восстанавливаются, и пациент всю жизнь может быть прикован к ИВЛ. Никто про это не думает.

— Большинство предприятий и учреждений на этой неделе возобновят работу. Возможно ли в условиях производства обеспечить эффективный санитарный контроль, чтобы у вас не прибавилось работы?

— Сейчас основная группа наших пациентов не с производства, поскольку оно было приостановлено. После ослабления режима риск заразиться на работе повысится. Но при соблюдении элементарных мер безопасности его можно свести к минимуму.

«Антиковидная плазма — не золотая пуля и не панацея от коронавируса»

—Вы уже третий месяц боретесь с коронавирусом. Изменился ли за это время характер заболевания, появились ли новые методы лечения?

— Мир впервые столкнулся с этим видом коронавируса. По воздействию на органы дыхания он отчасти схож с возбудителями пандемичного гриппа. Проблема в том, что сегодня в мире нет специфического противовирусного препарата, который воздействовал бы непосредственно на новый коронавирус. Нет и вакцины для профилактики COVID-19. В этой ситуации вся надежда на сопутствующую терапию и иммунитет человека. Сейчас весь мир работает на созданием лекарства и вакцины, страны обмениваются опытом в лечении коронавируса.
Рекомендации, которые дает нам российский Минздрав, также основаны на мировом опыте. Раз в две— три недели мы получаем новые данные, с начала пандемии это уже шестой пакет рекомендаций от Минздрава, которыми мы руководствуемся.
Не так давно, к примеру, начали использовать для лечения антиковидную плазму — в надежде, что она будет способствовать более быстрому выздоровлению.

— Ваши надежды оправдались?

— Чтобы дать однозначный ответ, надо пролечить много больных. Однозначно можно сказать, что это не золотая пуля, это лишь капелька в море, которая помогает лечить пациентов. Из капелек складывается океан — и мы имеем благоприятный исход.

— Сколько времени в среднем длится курс лечения одного больного?

— В реанимации пациенты лежат от 21 до 30 суток. Процесс лечения идет долго и очень тяжело.

— Региональный оперштаб сообщает о текущей эпидситуации, оперируя количеством крайне тяжелых и тяжелых больных. По каким критериям оценивается состояние пациентов?

— Крайне тяжелые больные — пациенты, у которых есть риск летального исхода в ближайшее время. Они находятся в реанимации, подключены к аппарату ИВЛ, и, как правило, нуждаются в протезировании одной из систем жизнеобеспечения.
Тяжелые больные также находятся в реанимации, их состояние может как ухудшиться, так и улучшиться. Такие пациенты могут лежать и в обычном отделении, но им нужен усиленный уход и наблюдение. Эта группа пациентов в любой момент может перейти в разряд крайне тяжёлых.

— На сегодняшний день в реанимации есть свободные койки?

— В нашем отделении резерв есть всегда—за счет дополнительно открытых коек. Дополнительные реанимационные койки открыты и в других больницах Екатеринбурга.

—Недавно региональный оперштаб сообщил о планах развернуть обсерваторы для бессимптомных больных COVID-19, а также тех, кто переносит заболевание в легкой форме. Что вы по этому поводу думаете?

— Считаю такое решение разумным. Заполнять стационары больными с бессимптомной формой нерационально, поскольку всегда возможно поступление более тяжелых пациентов. Плюс также в том, что больные с легкой и бессимптомной формами будут под наблюдением медиков, а медикам, в свою очередь, легче наблюдать пациентов в одном месте, а не ходить по квартирам.

«После пандемии о медиках снова все забудут»

— Во время пандемии люди стали больше ценить медицинских работников. Вас сейчас — заслуженно! — буквально осыпают знаками внимания: организуют флешмобы, аплодируют с балконов, засыпают цветами и гостинцами. Вам приятна такая оценка вашей работы?

— Мне всегда было очень обидно, когда СМИ организовывали травлю медицинских работников, что до пандемии случалось довольно часто. Врачам не прощали ошибок, на которые имеют право все — бухгалтеры, инженеры, токари и т.д.,— но только не медики. Каждый промах врачей — а за ним всегда чье-то горе — с пристрастием смаковался в обществе. А ведь никто из медицинских работников не хочет преднамеренно причинить вред пациенту. За что же их принародно казнить?
Да, сейчас модно говорить спасибо докторам за то, что мы просто делаем свою работу. Раз ты стал врачом, надел белый халат — идешь и работаешь. Я мог бы сказать, что не буду работать в пандемию, не буду каждый день, рискуя жизнью, входить в «красную» зону. Но кто бы тогда стал лечить людей?
Я уже говорил, что в России, спасая коронавирусных больных, умерли 80 моих коллег. А по миру их тысячи. Такова плата за верность профессии. Но это только сейчас стало замечаться обществом. Думаю, пандемия пройдет — и все вернется на круги своя. Поэтому отвечу словами классика: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Мы просто делаем свою работу.