В ролях главных сыщиков в сериалах отметились, кажется, все наши звезды. Ан нет. «Пятый канал» преподнес в апреле еще «Следствие любви» с детективом Нонной Гришаевой.

При этом растет желтизна претендовавшего в свое время на эксклюзивность «Следа». Последние его серии отмечены повышенным интересом к физиологии преступлений, окровавленным трупам и пыткам.

Курс на то, чтобы отучить зрителей думать? К сожалению, массовой теле- и кинопродукцией отучают думать не только их, но и создателей кинолент. Даже маститых. Недавний пример отрицательного влияния вторичной по мысли концепции — неудача Андрея Кончаловского с мощно разрекламированным «Раем».

А тут «Россия 1» вдруг объявляет о показе очередной (уж сколько их было!) «Анны Карениной». Сейчас, когда сериал завершен, понимаешь, что представлявший его в первый вечер Сергей Соловьев не покривил душой, хваля работу коллеги, Карена Шахназарова.

Новая версия значима уже потому, что она неожиданна. Историю Анны и Вронского мы узнаем … от самого Вронского. Спустя 30 лет после трагедии он рассказывает о ней сыну Анны, Сергею, тоже уже повидавшему жизнь сорокалетнему человеку, военному медику. Как следствие этого хода — характер повествования. Волнующий душу, исповедальный, с предельной честностью.

С другой стороны — драма любви двух людей предстает не в подробностях произошедших событий, а в жестких, эмоционально сильных штрихах. И дело не в том, кто лучше, точнее сыграл: Елизавета Боярская (Анна) или Максим Матвеев (Алексей Вронский), а в том, что оба ухватили необычный жанр фантазии на темы романа Толстого. С приметами сюрреализма, фантасмагорически поданной темой рока. Перед нами попытка разобраться в самой философии страсти, руководящих ею законах. Отсюда все возрастающий нервный подъем у Анны, не понимающей, что происходит с их любовью. Отсюда же драма Вронского, проявляющего обычный мужской эгоизм с нежеланием (и неумением!) переносить неизбежные трудности.

О неуправляемой логике любовного чувства, как и о сложностях брака, Лев Толстой писал не раз (вспомним его знаменитую «Крейцерову сонату»). До сих пор обсуждаются и перипетии его собственной частной, семейной жизни. Тема неисчерпаема. И не случайно создатели фильма делают одной из главных его фигур ту самую Долли, мирить которую с изменившим ей мужем ездила Анна в начале картины.

Появившись у Анны перед страшным финалом, Долли подбрасывает дровишек в огонь, выражая сомнение в правильности принятого ею тогда решения. Видимость семьи была сохранена, однако что она видела в жизни, кроме вечных беременностей, болезней детей, физических и моральных страданий?

Шахназаров снял фильм о путях и сути не только любви, но и жизни. Его глубину усилило найденное сценаристом Алексеем Бузиным соединение с творением еще одного литературного классика, Викентия Вересаева. В цикле «Из рассказов о японской войне» он поведал о том, что видел и пережил сам. В 1904 году он был мобилизован и отправлен в Манчжурию, где разворачивался «дикий кошмар» русско-японской войны, бессмысленной гибели сотен и тысяч солдат из-за бездарно-преступных действий слуг царизма.

В одном из рассказов у Вересаева есть сцена посещения госпиталя, где лежит раненый граф, дряхлым, плохо отражающим действительность генералом, спросившим его, женат ли он. И тот отвечает, что нет. В фильме эти слова произносит раненый Вронский, объясняя, что не женат, так как очень любил одну женщину, но она умерла. Так органично слились в один два сюжета.

Граф из вересаевского рассказа умирает от ран. Вронский в фильме идет на сознательную гибель, оставшись с кучкой солдат прикрывать срочную эвакуацию госпиталя, где служит Сергей. Тема судеб любовного чувства расширяется до широкого размышления о мимолетности жизни и вечном стремлении осознать ее смысл.

Искусство, рассчитанное на развлечение, приглашает не думать о сложных вещах. Карен Шахназаров отвергает такой подход, призывая в союзники Льва Толстого.