Оценивая, может быть, самую острую из пьес драматурга «На всякого мудреца довольно простоты» (премьера прошла в Малом театре в 1868 году), критики сошлись во мнении, что она и самая «щедринская». Великий сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин сразу же стал использовать в своих сочинениях образ Глумова, умственное превосходство которого над окружающим обществом не делало его героем. Скорее наоборот — опускало ниже объектов его насмешки, которые «грешны» от рожденья, а он — сознательно, являя миру образчик цинизма.

Уже сам факт, что эту пьесу в Свердловском академическом театре драмы взялся поставить Анатолий Праудин, один из известных режиссеров сегодняшнего Санкт-Петербурга, автор многих спектаклей Екатеринбургского театра юного зрителя начала 1990-х годов, придавал ситуации дополнительный интерес.

[photo]5173[/photo]

Непривычного принимаешься ждать еще до открытия занавеса, видя, что на просцениуме разместилась группа юных актеров. Они и начали спектакль, озвучив признания в не очень хороших поступках. Еще бы не коверкали русский язык. Скажем, в покаянном рассказе о невнимании к дедушке, у которого «БЫЛО день рожденья».

Жаль только, что называются мелкие прегрешения на уровне «уступай старикам место в трамвае». Мы ждем появления основных фигурантов истории, включая Глумова (актер Сергей Заикин), но когда они появились, усилилось желание перечитать текст режиссерского монолога, обращенного к труппе (опубликован в журнале «Академия драмы»).

Конечно, напрямую обратиться к зрителям, особенно молодым, дав слово молодым актерам, было заманчиво. Так в спектакле появилось соревнование двух пьес — написанной Островским и другой, якобы более острой, созданной молодой оппозицией на основе глумовского дневника. Внятного соревнования не получилось. Самокритика начала сценического представления мелка, а смысл «подвальной» пьесы скорее похож на шараду, в которой трудно понять, что к чему и кто есть кто.

А ведь, по словам Анатолия Праудина, воздействие «подвального» действа призвано было оказаться столь сильным, что зрители, потрясенные увиденным и услышанным, должны были в негодовании покинуть зал. Режиссер заявил, что его это бы только порадовало, ибо рассматривает публику «как слабое и ненужное звено» (!?). Он, дескать, огорчен, что с его спектаклей публика не уходит. Может быть, он не преодолел пока что своей «буржуазности»?

[photo]5174[/photo]

Не ушли зрители и с нынешней премьеры, а хлопали по окончании спектакля.

Невольно вспомнилось признание такого опытного мэтра режиссуры, как Валерий Фокин, ставившего недавно лермонтовский «Маскарад» на сцене Александринского театра. Он имел цель приблизить спектакль к гениальному созданию Всеволода Мейерхольда и способ осовременить восприятие шедевра увидел в обращении к сегодняшнему ритму речи.

Речевую революцию обнаруживаем и у Анатолия Праудина, счистившего у исполнителей интонационные штампы. Результатом стал любопытный эффект, хоть это и привело к смягчению социальных оценок.

В новом спектакле нет людей-монстров, но зато критика невольно оказалась сегодняшней, узнаваемой. Вот прошел мимо бездельник Мамаев, черты которого органично воплотил Анатолий Жигарь. А это болтун Городулин, якобы поглощенный общественной деятельностью (Андрей Кылосов). Не только смешон консерватор Крутицкий у Валентина Воронина. Возможно, он где-то и прав, критикуя сегодняшние порядки. Недаром когда со сцены звучит отрывок монолога Чацкого из грибоедовского «Горя от ума», зал реагирует аплодисментами.

Мы замечаем неожиданные краски у Ирины Ермоловой (Турусина), талантливо сыгранную Юлией Бутаковой предсказательницу Манефу…

В общем, пока победа за Островским и актерами старшего поколения, явно переигравшими команду из «подвала».

[photo]5172[/photo]

Фото предоставлено театром.