Мэтр из Новосибирска Юрий Шиллер касается темы народной культуры, носители которой, бывшие деревенские жители, теперь  горожане…

А вот и еще один фильм, привлекший внимание.

* * *

Режиссер из Москвы Андрей Осипов еще с конца 90-х годов стал любимцем екатеринбургской публики.

И полюбили его на Среднем Урале за уникальную верность теме Серебряного века русской культуры. 

По существу, нарисовав сначала коллективный портрет той легендарной эпохи, а потом сняв биографические фильмы — «портреты судьбы» об Андрее Белом, о Марине Цветаевой и других поэтах и писателях, полные малоизвестного, а то и вовсе неизвестного материала, режиссер создает своеобразную киноэнциклопедию русской литературы начала ХХ века.

[photo150]4248[/photo150]

Режиссер Андрей Осипов. Фото с сайта rossia-doc.ru.

На предыдущем, XXVI фестивале «Россия» Осипов показал ленту «Вождем буду я!» о Валерии Брюсове. Нынче в конкурсе его работа под названием «Забытые полеты», как и несколько предыдущих, берущая начало в загадочном, величественном и прекрасном древнем Коктебеле, расположенном в Крыму, близ Феодосии. Сюда литературная и художественная элита съезжалась под сень уютного дома талантливого поэта, философа и художника Максимилиана Волошина.

«Забытые полеты», может быть, особенно личный фильм автора, раскрывающий его мысли, приоткрывающий внутренний мир. В нем он не прячется за фактами жизни великих, а говорит о людях с менее известными именами.

Отправной точкой всего рассказа стало общение с Ольгой Сергеевной Северцевой, искусствоведом, когда-то завзятой аквалангисткой. С детства она оказалась связанной с семьей своей тетки Натальи Северцевой и ее мужа Александра Габричевского, философа и поэта, близкого друга Волошина. Ее оценка  людей того круга совпадает с оценкой автора фильма, который в начале повествования  подчеркивает значение Коктебеля как уникального центра русской культуры, а по интенсивности художественных поисков  даже сравнивает его представителей с великими мастерами эпохи Ренессанса в Европе.

По мнению режиссера и автора сценария фильма Одельши Агишева, Коктебель объединил большое число людей уникальных. Окончив классические гимназии со знанием нескольких языков, они поступили в университеты, где освоили еще несколько, прекрасно знали европейскую историю, философию, искусство и литературу, были в курсе мировых духовных исканий. Они, по словам Ольги Северцевой, в своих диспутах озарили нашу культуру поисками разгадки тайн жизни, размышлениями о том, зачем нужна человеку «неземная красота» и  проч. И вдруг в советское время им предъявили обвинения… в шпионской деятельности.

«С кем из иностранцев вы общались в 1927 году?» — допытывались у Габричевского. Упорно искали «участников немецкой фашистской группы». А они тем только и имели отношение к Германии, что были привлечены к выпуску в СССР Большого немецко-русского словаря.

В итоге выдающийся философ, многогранный специалист Густав Шпет был сослан в Сибирь и расстрелян, Борис Ярхо — сослан в Саратов, где и скончался. Александра Габричевского арестовывали трижды.

В научном смысле они не были сторонниками марксизма-ленинизма, но никогда не являлись политической оппозицией. Пределом их мечтаний была возможность заниматься любимым делом. И им было непонятно, почему их и таких, как они, нужно было уничтожать.

Всегда хорошо работавший с хроникой Андрей Осипов показывает  жутковатые кадры: Сталин  удовлетворенно слушает многоминутную овацию масс, реагирующих на его присутствие в зале. Аплодисменты не утихают, слышны крики «Ура!», а он спокойно потирает щеку, придавая лицу чуть усталое выражение (надоели!), и наконец легким взмахом руки дает сигнал: хватит!

Не менее красноречивы кадры выступлений ораторов из «простого народа» против оппозиции.  «Позор!», «Уничтожить!», «Смерть изменникам Родины!» — несется с трибун (это о тех, кого назвали «врагами народа»)... Какое-то страшное массовое людоедство!

Режиссер идет дальше, озвучивая, как видно, давно живущую в его сознании мысль о том, что не в одном Сталине было дело, а в  требовании толпы, которая остервенело выступала против всего, что казалось враждебным.

В истории человечества так бывало не раз. Злобно кричала эта толпа, возненавидевшая Иисуса: «Распни его!». Неистовствовала инквизиция, уничтожая инакомыслящих. А сколько злобы в разные времена обрушивалось на лучших и непохожих!

Люди способны жить и в критических обстоятельствах. Подумать только, размышляет Ольга Северцева, он (Габричевский) умел радоваться поэзии Пушкина в тюремной одиночке!

Радоваться красоте в самые трудные времена мог и еще один друг Максимилиана Волошина — художник Константин Федорович Богаевский. Ученик Ивана Айвазовского, Архипа Куинджи, Николая Рериха, Константин Федорович в голодные годы не стеснялся днем подрабатывать дворником, а по ночам писал замечательные  полотна, полные любования мирозданием.

Радость и упоение, торжество красоты стали содержанием работ Натальи Северцевой, начавшей писать картины уже в зрелом возрасте, в год, полный тяжелых личных переживаний.

— Все эти люди, замечательные представители  русской интеллигенции, всегда были чем-то одержимы, — заканчивает воспоминания Ольга Северцева, — полны интереса к познанию, к искусству, друг к другу. Память о них мы должны сохранить.

[photo300]4246[/photo300]