Чем определяется цена компенсации за погибших?
Кроме естественного чувства сострадания, которое многие из нас испытали при сообщении о теракте в Ницце, обратила на себя внимание информация о размере компенсаций, которые получат семьи двух пострадавших там россиянок — минимум по миллиону евро.
Это в разы превосходит сумму, положенную родным жертв, случись такая трагедия у нас в стране. Что и заставило меня задуматься над тем, сколько стоит человеческая жизнь, и почему в России она оценивается столь низко? Какова методика расчетов? Тем более, как выяснилось, вовсе необязательно, что за каждого лишившегося жизни заплатят официально называемые 2 млн рублей. Разброс «цен» колоссальный.
Так, жизнь каждого из погибших при пожаре в психдиспансере в Московской области была оценена в 500 тыс. рублей. Тогда как при взрыве склада боеприпасов в Самарской области — в 300 тыс. Пострадавшие от наводнения обычно получали от 1 млн рублей. Конечная сумма зависит от того, был ли человек застрахован, общественного резонанса ЧП и множества других факторов. Между тем на самом деле, признают эксперты, адекватной системы денежной оценки человеческой жизни, позволяющей определиться со справедливой суммой компенсации, у нас в стране нет. Нет даже внятного объяснения, откуда взялись официальные 2 млн рублей. Это, так сказать, волевое решение чиновников, принятое с некой оглядкой на общество.
За рубежом вопрос имеет обширную историю, аргументы и обоснования долго шлифовались в судебных баталиях, где решалась судьба исков семей пострадавших, в частности, к авиакомпаниям. По большому счету есть три подхода. Первый — данная сумма фактически является штрафом. Она должна быть настолько большой, чтобы бизнесменам оказалось выгодней пойти на немалые расходы, дабы улучшить свою работу, исключая вероятность повторения печальных инцидентов. Например, тем же авиакомпаниям — перейти на более безопасные самолеты, улучшить наземное обслуживание и проч.
Другой критерий — необходимо компенсировать людям потерю их кормильцев. Арифметика получается понятная, не так уж сложно оценить, сколько бы мог заработать человек, если бы его жизнь не оборвала катастрофа, какую долю своих доходов он потратил бы на близких.
Однако боль утраты лишь в малой степени отражает переживания по поводу того, что жить теперь придется сложнее. Поэтому адвокаты настаивают, что выплата должна покрывать эмоциональные страдания близких погибших. И потому нужно принимать во внимание обстоятельства гибели людей. Ведь переживания оставшихся жить многократно усиливает понимание того, что жертвы в последние свои минуты жестоко страдали от боли и ужаса.
Однако по большому счету суды принимают свои решения, базируясь на позиции общества, а та в свою очередь формируется базовыми цивилизационными традициями. Для западной культуры характерно представление о человеческой жизни как наивысшей ценности.
В России же традиции несколько другие. На что указывает директор Центра европейско-азиатских исследований Андрей Русаков. «Когда, например, Петру Первому докладывали о больших количествах умерших в ходе реализации инициированных им проектов или потерях в сражениях, то он так комментировал подобные сообщения: «Бабы еще нарожают». И это явно позиция не одного только деспота с нервно-психическими расстройствами, но и огромного числа людей, и позиция эта передавалась из поколения в поколения.
Еще одно объяснение — чисто экономическое. Мы во всех смыслах бедная страна. У людей низкие зарплаты, у корпораций низкие доходы. Поэтому российскую авиакомпанию вроде как может «пронять» значительно меньший штраф, нежели их западных коллег. Потери граждан по причине гибели их кормильцев тоже оказываются в разы ниже, чем в случае жителей стран «золотого миллиарда».
И у государства нашего нет существенных возможностей платить в таких ситуациях много. Хотя нельзя не заметить, что существует некая двойная бухгалтерия. Когда чиновникам выгодно, они оценивают жизнь человека очень высоко.
Так, журнал «Деньги» приводит пример расчетов, которые были осуществлены в прошлом году в Высшей школе экономики для ГИБДД. Ведомству нужно было определиться с объемом средств, которые ему нужны на финансирование программы безопасности движения: оборудование пешеходных переходов, установка светофоров, «лежачих полицейских», ограждений. Сколько денег имеет смысл потратить? Очевидно, надо оценить «финансовую выгоду» всех этих мероприятий, помножив число спасенных ими людей на некую цену одной жизни.
Так вот, в этом контексте стоимость человеческой жизни была установлена аж в 11 млн рублей. И это, мягко говоря, значительно больше того, что выплачивается семьям погибших на дорогах. А все для того, чтобы оправдать большие расходы. Примерно такая же картина наблюдается и у других ведомств.
Если же заходит речь о компенсациях гражданам, то стараются платить по минимуму.
Так, семье ребенка, погибшего под колесами высокоскоростного «Сапсана» из-за недостаточного ограждения путей, выплатили всего 178 тыс. рублей. Семьям 18-ти погибших на шахте «Воркутинская» государство, страховщики и предприятие выплатили в сумме по 3 млн рублей, что больше обычной компенсации. Чему можно порадоваться, если не знать, что в США гибель 29 шахтеров обошлась компании Alpha Natural Resources в $209 млн.
— Отечественные компании, в которых высок риск техногенных аварий, в первую очередь беспокоятся о сохранении имущества, а не жизней людей. Тогда как для иностранных бизнесменов приоритетом является страхование ответственности, — говорит известный уральский эксперт Константин Селянин. — И больше всего они боятся нанесения ущерба персоналу и окружающим. Тогда как у нас, наоборот, больше всего переживают за себя любимых, а не за ответственность перед другими.
Странно и то, что для шахт, где больше всего гибнет людей, установлен самый низкий лимит ответственности, что и позволяет экономить на человеческой безопасности. Хоть по закону любая шахта обязана купить страховой полис, но минимальное страховое обеспечение — 10 млн рублей. Чем собственники обычно и ограничиваются. И если гибнет много людей, то страховая сумма распределяется на всех. А недостающие средства доплачиваются местными и региональными властями. Бывает, что предприятию также приходится раскошеливаться. Но все равно для него это выгодней, чем нести ответственность за жизни работников в полной мере.
Аналогичная картина наблюдается и с российскими авиакомпаниями. Благодаря их противодействию Россия осталась единственной из стран G20, так и не подписавшей Монреальские соглашения 1999 года к Варшавской конвенции 1929 года, которые увеличивают компенсации примерно с $20 тыс. до $150—170 тыс. за погибшего и выплачиваются сразу. А в случае, если вина перевозчика доказана, можно высудить еще и возмещение морального ущерба.
И теперь у национальных авиаперевозчиков действует двойной стандарт — цена жизни зависит от того, куда летит российский самолет, по РФ или в Европу и США. Как следствие, в нашей стране в эксплуатации много физически и морально устаревших самолетов, в том числе и потому, что эксплуатировать старый хлам при низкой материальной ответственности за жизни пассажиров выгодно.
У нас фактически существует моральный запрет на обсуждение темы цены человеческой жизни, потому как, мол, она бесценна. Это, конечно, так, но люди все равно гибнут, и должен быть достигнут общественный консенсус по цене человеческой жизни. И общество должно решить, сколько оно готово потратить на спасение жизни отдельного человека или предотвращение чрезвычайной ситуации, ДТП, авиакатастрофы, взрывов.
Потому как если этого не делать, то получается на самом деле, что жизнь — копейка. Соответственно, нет никакого смысла тратиться на обеспечение безопасности граждан и увеличение продолжительности жизни. И на этом можно экономить, а также имитировать заботу о спасении людей.
По-моему, если развитие человеческого капитала объявляется приоритетом, то должна вырасти и цена человеческой жизни.