Главное здесь — сам феномен Зальцбургского фестиваля, который имеет свое совершенно особое эстетическое лицо и, если хотите, свою философию: это накладывает характерный неповторимый отпечаток на все постановки в его рамках, и то, что мы увидели, не стало исключением.

В Зальцбурге правит бал атмосфера поиска и дерзания, где современные оперы находят свое сценическое лицо, а незыблемая классика начинает сиять новыми неожиданными гранями. Как писала критика, «фестиваль прописал опере свои уникальные рецепты, которым тут трепетно следуют и по сей день». В результате рождается творчество — необычное, дерзновенное, иногда даже провокативное, могущее вызвать недоумение и протест. Нет здесь только одного — рутины.

Такова и нынешняя постановка «Трубадура», осуществленная латвийским режиссером и сценографом Алвисом Херманисом. Классический вердиевский сюжет, заимствованный композитором в драме испанского писателя Антонио Гарсия Гутьереса,  едва ли не образец стиля «хоррор»: Испания XV века, эпоха восстаний и вооруженных конфликтов, кровавые политические и интимные страсти, роковой любовный треугольник, могущий «разрешиться» только кровью. Жуткая история мести цыганки за сожженную мать, в ходе которой она по ошибке бросает в огонь собственного ребенка. Мотив невольного братоубийства, когда граф ди Луна убивает своего соперника, трубадура Манрико, — и только потом с ужасом узнает, что тот был его братом… Содержание — едва ли не с перебором, спасает только супергениальная музыка. И именно поэтому А. Херманис делает поразительный режиссерско-сценографический ход, переводящий восприятие действа в парадоксальную, но неожиданно актуализированную плоскость.

Действие оперы разворачивается в… антураже картин Лувра. И начинается опера с… экскурсии, которую проводит по залам музея старый графский мажордом Феррандо, рассказывая посетителям (и слушателям) ту самую жуткую историю цыганской мести. Парадокс, эпатаж? На первый взгляд — да: особенно начинаешь «сползать со стула», когда та самая полубезумная цыганка Азучена, главная виновница всех роковых происшествий, также начинает «работать гидом», рассказывая историю своего невольного детоубийства перед живописным шедевром. Но… прослушав первый акт, неожиданно начинаешь понимать: эти картины, этот Лувр — не просто антураж, это — главные действующие лица разворачивающейся трагедии. Ведь что такое Лувр? Один из величайших музеев мира, и одновременно — страшное место, где столетиями вершились династические и политические драмы, где разворачивались коллизии, по катастрофичности не уступающие сюжету «Трубадура».

Вспомните перипетии романов М. Дрюона «Проклятые короли»; вспомните ад Варфоломеевской ночи — когда, по словам А. Дюма, «Лувр стал братской могилой»… А величайшие картины гениальных художников Франции и Европы, любовно собираемые поколениями французских монархов — от «короля-рыцаря» Франциска I и «короля-солнце» Людовика XIV до Наполеона? Они впитали в себя весь ужас проливаемой крови, и они же создали здесь неповторимую духовно-эстетическую ауру, через призму которой можно идеально погрузиться в атмосферу тех эпопей и триллеров…

Когда начинаешь это понимать, все оперное действо приобретает какое-то новое «измерение», начиная совершенно по-особому «резонировать» в унисон со страстями и душевными переживаниями героев. И полотна Жана Фуке и Жоржа де Латура, Леонардо да Винчи и Паоло Веронезе, Жака-Луи Давида и Жана-Луи-Эрнеста Мейсонье  превращаются в зеркала внутреннего мира героев Верди. Особенно ярко, почти шокирующее, это проявляется в финале оперы, когда внезапно стройный ряд картин начинает рушиться. В самом прямом смысле — полотна падают, и обнажается какая-то угрожающая руина, подозрительно напоминающая Стену Плача — это рушится мир героев «Трубадура», это правит бал апокалиптическая развязка, когда главного героя отпевают при жизни, а его возлюбленная Леонора обещает графу (ради спасения любимого) свое тело  и тут же выпивает яд со словами: «Обнимешь ты лишь труп мой холодный»…

 Остается сказать, что режиссерский замысел реализуют в буквальном смысле слова «сливки» мирового исполнительства. Играет оркестр Венской филармонии, им уверенной и изысканной рукой дирижирует итальянец Даниэле Гетти. Вокал  выше всяческих похвал: великий gran tenore Пласидо Доминго (граф), яркий итальянец Франческо Мели (Манрико), канадская прима Мари-Николь Лемье (Азучена). А над всеми ними  прекрасная и находящаяся на пике творческого мастерства Анна Нетребко (Леонора). «Нет такой похвалы, которая была бы достаточна для Нетребко в этой роли!» — так отозвалась на спектакль главный редактор ведущего венского оперного журнала Neuer Merker Зиглинде Пфабиган…

Зальцбургский фестиваль — ежегодный летний музыкальный фестиваль в старинном австрийском городе (родине Моцарта!), в программу которого входят наряду с симфоническими концертами также оперные и драматические спектакли. Старт фестиваля пришелся еще на 1877 год, но на постоянной основе он стал проводиться с 1920 года, после Первой мировой войны и распада Австро-Венгрии. Для развития фестиваля много сделали такие корифеи художественной культуры Австрии и Германии, как писатель Хуго фон Гофмансталь, композитор Рихард Штраус, музыковед и пианист Рудольф Рети. «Оперная» страница истории Зальцбургского фестиваля началась в 1922 году — постановками сразу четырех опер великого уроженца этого прекрасного города В. Моцарта. Первоначально неписаным законом фестиваля было сосредоточение на германо-австрийской оперной классике, но впоследствии репертуарная география расширилась, стала поистине глобализированной, и с тех пор фестиваль превратился в акцию планетарного масштаба. Этому способствовало и то, что непременными участниками концертов и оперных постановок стали мировые мэтры дирижирования — Артуро Тосканини, Бруно Вальтер, Вильгельм Фуртвенглер, Герберт фон Караян. Особенность зальцбургских постановок — их ярко выраженный экспериментальный характер.