Сейчас трудно даже представить, как тяжело в свое время пробивался американский гений Теннесси Уильямс на советскую сцену. Когда его пьесу «Трамвай «Желание» дерзнул поставить в московском театре имени Маяковского выдающийся режиссер Андрей Гончаров (премьера в декабре 1970 года), ему разрешили сделать это, только если из текста будут удалены подробности «грешной» жизни главной героини произведения Бланш Дюбуа. Актриса Светлана Немоляева сыграла ее как полностью положительную личность, столкнувшуюся со страшным миром окружавших ее бездуховных людей.

Но материал пьес Уильямса — не дистиллированная водичка. Сам познавший не только взлеты, но глубочайшие бездны падения, он был драматургом трагедийного восприятия действительности. Жизнь, как остро ощущал он, — трагедия уже потому, что кончается слишком быстро.

Т. Уильямс дает возможность поставить на сцене «больные» вопросы. Но если свой предыдущий спектакль по пьесе Уильямса «Трамвай «Желание» Николай Коляда воплотил как мрачную притчу о сегодняшнем дне, то в «Кошке на раскаленной крыше» история, случившаяся с героями, предстает перед нами как бытовая, требующая реалистической точности, а то и тонкого психологизма.

Сюжет несложен. Ценой огромных усилий выбившийся из бедности владелец огромной плантации Большой Па доживает последние дни, сраженный неизлечимым недугом. Только вот правду он узнает не сразу, в то время как вокруг него разыгрывается борьба за наследство.

После спектакля одна из зрительниц написала в Книге отзывов театра, что этот сюжет узнаваем до боли. Николай Коляда согласен с подобным выводом и обостряет ситуацию с помощью впечатляющего образного приема. Активно действующим лицом спектакля он делает толпу детей одного из двух братьев-наследников, Гупера, и его жены Мэй. Наглая, пританцовывающая, строящая гримасы детвора эта, то шумно проносится вереницей по сцене, то нахально пристает к взрослым, занятым разговором, то принимается разыгрывать глупые шутки. Их мать уже ждет следующего, не то восьмого, не то девятого ребенка и, кажется, не собирается останавливаться, требуя все больше денег Большого Па.

На фоне этой сатирической линии развертывается другая — второго сына Большого Па — Брика, не выходящего из состояния пьяного угара, и его жены Маргарет.

Не хочется выяснять, кто из актеров, в том числе и в разных составах, играет точнее. Они запомнились все: Антон Макушнн (Гупер), Ирина Плесняева и Вера Цвиткис (Мэй), Тамара Зимина и Вера Ирышкова (Большая Ма). У каждого свои характерные краски. И если, скажем, Большая Ма у Ирышковой — женщина добрая, хлопотливая, достаточно тонко чувствующая, вдруг понявшая, что именно на нее легла вдруг судьба семьи, то Большая Ма Зиминой — полна драматизма. Из женщины, тупо терпящей унижения и демонстративную нелюбовь мужа, в финале вырастает эпически мощная фигура, встающая на защиту жизни.

Брика и Маргарет играли в последнем спектакле Олег Ягодин и Василина Маковцева, и это был гармоничный дуэт. Кошкой на раскаленной крыше ощущает себя, по ее словам, Маргарет в окружающем ее человеческом зверинце, хотя по существу на раскаленной крыше — оба они, и дышащее огнем железо больно жжет ноги. В актерском дуэте Ирины Ермоловой и Дениса Тураханова  у Ермоловой — Маргарет больше упора на женскую неустроенность героини, тщетно добивающейся любви мужа.

Но главную смысловую нагрузку в спектакле несет, конечно же, образ Большого Па, придающий всему рассказу философский оттенок.

Это одна из лучших ролей актера Сергея Колесова. Вот в день своего рождения его герой привычно уселся на свое место во главе стола, глядя на окружающих тяжелым недобрым взглядом. Большой Па хорошо знает цену их поздравлений. Только сегодня он одурачит их всех, ждущих его конца. Как ему сообщили, сделанные анализы пообещали выздоровление. И уж теперь-то он наверстает недополученное от жизни. Все мы, увы, живем по принципу: сегодня еще недосуг, а завтра начнем жить по-новому… Только будет ли это завтра?

Вторая часть блестяще написанного Уильямсом монолога, произнесенного Большим Па перед сыном, потрясает мрачным контрастом. Брик бросает отцу, что его обманули — конец его близок. В такие минуты человек, подобно пушкинскому Евгению в «Медном всаднике», обращает взор ко Всевышнему со словами: «Ужо тебе!» или же жалким, бессильным червем уползает в свое одиночество.

Глубинный смысл финального эпизода спектакля все же оптимистичен. Магарет, которую все обвиняют в том, что она не может родить ребенка, продолжателя жизни, с вызовом объявляет, что у них с Бриком ребенок все-таки будет. Ложь во спасение порождает спасение реальное, приходящее как подарок. Два одиноких страдальца, забыв об обидах, вдруг устремляются навстречу, соединившись в объятии. Главное — поддержать в этой жизни друг друга. Остальное — приложится.

[photo]3568[/photo]