Один из участников чернобыльской научной экспедиции, ведущий инженер института Андрей КИЧИГИН оценивает значение проведенных исследований с позиций сегодняшнего дня. (Полный текст статьи — в электронной версии «УР».)

После катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции прошло 30 лет. Для радиоэкологов это символическое событие. Основной загрязняющий радионуклид в пострадавших регионах — цезий-137, продукт цепной ядерной реакции урана-235. Его период полураспада равен 30 годам. Значит, после аварии на Чернобыльской АЭС прошел один период полураспада цезия-137, и в окружающей среде этого радионуклида стало в два раза меньше.

28 апреля 1986 года спокойным голосом диктора Центрального телевидения было объявлено, что страна уже два дня живет в состоянии радиационной катастрофы, показана панорамная фотография Чернобыльской атомной электростанции с частично разрушенным крайним справа корпусом. По этой фотографии специалистам, мало-мальски знакомым с радиационной гигиеной, радиобиологией, радиоэкологией, стало ясно, что это всерьез и надолго.

Общий настрой моих коллег в апрельские дни 1986 года — мы должны быть там. Это был профессиональный азарт. Там наши знания и умения будут востребованы как нигде и никогда. Но, увы, в острый период аварии, когда в прямом смысле стоял вопрос о жизни и смерти, биологов в 30-километровой зоне не ждали.

Нам повезло — отрылась небольшая «калиточка». По предложению нашего коллеги, заведующего лабораторией радиационной генетики Института общей генетики им. Н. И. Вавилова АН СССР, члена Национального комитета по радиационной защите, доктора биологических наук, профессора Владимира Шевченко на базе медсанчасти Чернобыльской АЭС № 126 были начаты работы по определению доз облучения по уровню хромосомных аберраций. К работам привлекали всех специалистов, владеющих цитогенетическими методами.

В начале сентября в зону аварии выехала оперативная группа нашего института, состоящая из шести человек, — во главе с заведующим отделом радиоэкологии, кандидатом биологических наук Анатолием Таскаевым. Мы начали исследования реакции на радиоактивное загрязнение популяций мышевидных грызунов — излюбленного тест-объекта в радиоэкологии. В октябре к нам присоединилось четверо сотрудников отдела лесобиологических проблем нашего института во главе с доктором биологических наук, профессором Геннадием Козубовым. В радиобиологии наши «лесники» были абсолютными новичками, но в последующем они стали лидерами в изучении лесобиологических аспектов чернобыльской катастрофы. Так мы впервые стали свидетелями и исследователями первых реакций биологических сообществ на радиационный удар. При изучении предшествующих радиационных катастроф радиобиологические исследования начинались спустя много лет.

С 1987 года начались широкомасштабные исследования последствий чернобыльской катастрофы. В то время наука стала неотъемлемым атрибутом 30-километровой зоны, а ученые — одним из представительных отрядов армии ликвидаторов.

В зоне отчуждения и в пострадавших районах действовали экспедиции и оперативные группы Академии наук СССР, Академии наук УССР, ведомственных научно-исследовательских институтов (Госкомгидромета СССР, Министерства среднего машиностроения СССР, Министерства здравоохранения СССР, ВАСХНИЛ и др.). Особое место занимала комплексная экспедиции Академии наук СССР, которая изучала состояние объекта «Укрытие» («Саркофаг»), ядром ее был Институт атомной энергетики им. Курчатова. Свои научные подразделения были в ПО «Комбинат» (с 1989 года — НПО «Припять») — организации, занимавшейся обеспечением жизнедеятельности 30-километровой зоны.

Экологические последствия аварии изучала комплексная радиоэкологическая экспедиция Академии наук СССР, в составе которой работали сотрудники нашего института. Институт общей генетики им. Н. И. Вавилова АН СССР (ИОГен), Институт эволюционной морфологии и экологии животных имени А. Н. Северцова АН СССР (ИЭМЭЖ, ныне — Институт проблем экологии и эволюции имени А. Н. Северцова РАН), Институт биохимической физики им. Н. М. Эмануэля АН СССР, Институт лесоведения АН СССР, Института паразитологии АН СССР, биолого-почвенный факультет МГУ — я на память перечислил только те из научных учреждений, с сотрудниками которых мы вместе работали в 30-километровой зоне, вместе жили, помогали транспортом, реактивами, обменивались полевым материалом. Такое общение в рабочей обстановке не забывается. Это нечто совершенно особое, несравнимое с кратковременными торжественно-праздничными встречами на научных конференциях.

Первоначально все наши научные отчеты были секретны, что для СССР было вполне естественно. Поворот произошел в 1989 году. В мае в Чернобыле под эгидой НПО «Припять» была проведена научно-практическая конференция, где впервые была раскрыта информация о радиоактивном загрязнении и о состоянии аварийного реактора 4-го блока Чернобыльской АЭС. В сентябре — очередная конференция о медико-биологических и экологических последствиях аварии. В октябре научная конференция под эгидой АН СССР была проведена в нашем институте в Сыктывкаре.

11—18 сентября 1990 года в поселке Зеленый Мыс состоялась первая международная конференция «Биологические и радиоэкологические аспекты Чернобыльской аварии», на которой зарубежные ученые впервые получили доступ к научной информации о последствиях радиоактивного загрязнения. Организаторами конференции были Академия наук СССР, Министерство атомной энергии и промышленности СССР, НПО «Припять». Зарубежных участников было 78, и состав их был представительным. Помню доклад советника президента США Марвина Гольдмана о реконструкции доз облучения населения зоны аварии Чернобыльской АЭС на основе анализа спектрозональных спутниковых снимков с гибнущим «рыжим лесом». Спутник проходил над станцией каждые восемь дней. Уже на 5-й день было обнаружено изменение в окраске крон деревьев, на 50-й день после аварии изменения стали достоверны. Зная ЛД50 (полулетальная доза) сосны, а она, кстати, близка к ЛД50 человека, стало возможным рассчитать поглощенную дозу. В настоящее время спутниковый мониторинг состояния окружающей среды стал обычным, можно сказать, рутинным способом исследований, но в 1990 году он еще считался методом шпионажа, а не науки.

Ученый-радиоэколог и диссидент Жорес Медведев рассказал о своих методах «рассекречивания» последствий радиационной катастрофы на Урале в 1957 году, которая привела к образованию Восточно-Уральского радиоактивного следа. Сам факт этой катастрофы была засекречен до 1989 года, но результаты некоторых радиоэкологических работ были опубликованы в научных изданиях (в них утверждалось, что исследования проведены на водных и лесных биоценозах, в которые с экспериментальной целью был внесен стронций-90). Анализ этих публикаций изложен в его книге «Nuclear Disaster in the Urals» («Ядерная авария на Урале»), изданной в 1979 году в США. В августе 1973 года Жорес Медведев был лишен советского гражданства, а в августе 1990 года, за месяц до конференции, указом Президента СССР Михаила Горбачева оно было возвращено.

На конференции был один незапланированный доклад. В то время многие медики и радиоэкологи были убеждены, что при оценке радиобиологического воздействия на население и на биоту недостаточно учитывался вклад горячих частиц. (Горячие частицы — микроскопические частицы распыленного ядерного топлива, реакторного графита, расплавленных конструкций с очень высоким содержанием радионуклидов.) В частности, врачи считали, что в 1986 году многие случаи смерти от пневмонии на пострадавших территориях в действительности объяснялись радиационным ожогом легких от массированной ингаляции горячих частиц. Причем к обсуждению этого вопроса активно подключились местные журналисты. Жаркая дискуссия по этой проблеме возникла в последний день конференции в ходе пленарных докладов. Чтобы прекратить ее, Марвин Гольдман и его коллега из Института биофизики Минздрава СССР (не помню его фамилии) прочитали обстоятельную лекцию об изучении радиобиологического действия горячих частиц различного происхождения как в лабораторных экспериментах, так и при испытаниях ядерного оружия. Здесь следует пояснить, что в то время материалы таких исследований были секретны и недоступны большинству ученых. Случайно или нет, но после этой конференции разговоры о «проблеме» горячих частиц и в научной среде, и в широкой прессе практически мгновенно прекратились, оценка вклада горячих частиц в облучение стала более взвешенной.

В кулуарах этой и предшествующих конференций 1989 года из уст киевских детских онкологов впервые прозвучала озабоченность, что грядет вспышка рака щитовидной железы. И этот прогноз оправдался. Рост заболеваемости раком щитовидной железы среди людей, детьми пережившими аварию 1986 года на Чернобыльской АЭС, — реальное последствие этой катастрофы.

Следует отметить, что доклады отечественных радиоэкологов отразили практически весь спектр вопросов радиоэкологии, возникших после аварии на Чернобыльской АЭС. Иностранные участники конференции не подозревали, что в Советском Союзе проводятся настолько широкие и качественные работы. По существу конференция подвела итоги радиоэкологических и радиобиологических исследований в 30-километровой зоне и на прилегающих территориях РСФСР, БССР и УССР.

К сожалению, первая конференция, посвященная исключительно радиоэкологическим аспектам Чернобыльской аварии, стала последней. С распадом Советского Союза и началом рыночных реформ научная работа в 30-километровой зоне стала практически невозможна — сначала по экономическим, затем и по политическим причинам. Последний полевой сезон в 30-километровой зоне наши сотрудники провели в 1993 году.

За работу по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС сотрудники Института биологии Коми научного центра Уральского отделения Российской Академии наук отмечены государственными наградами:

орденом Мужества — Геннадий Козубов, Анатолий Таскаев;

медалью «За спасение погибавших»: Виктор Алексеев, Людмила Башлыкова, Павел Бородкин, Светлана Загирова , Владимир Зайнуллин, Андрей Кичигин, Алевтина Кудяшева, Надежда Ладанова, Лариса Материй, Александр Хомутинников.

Всего в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в 1986-1989 годах участвовало 47 сотрудников института.