Это второй выход Константинова на екатеринбургскую публику, первое же знакомство состоялось в 2000 году, уже после смерти художника — как и вообще первая его персональная выставка, прошедшая годом ранее в Нижнем Тагиле. При жизни он был известен как автор монументальных панно, росписей, а вот станковая живопись Алексея Степановича, радовавшая друзей и немногочисленных ценителей современного искусства, вхожих в его мастерскую, публичного признания дождалась не сразу, что, в общем, скорее правило, чем исключение, если дело касается художников неординарных, не вписывающихся в каноны совпавшей с ними эпохи.

Президент фонда и куратор проекта Виктор Малинов не скрывает своего восхищения работами Константинова:

— Талант — это всегда чудо, а талант Константинова уникален еще тем, что он всегда делал то, что считал нужным, а не то, что навязывали. Даже если взять его монументальные работы, посвященные Октябрю, Ленину, мы видим, что и их он делал по-своему, так, как он это видел и понимал.

Да уж! При всей традиционности темы сказать, что он был певцом социализма, наверное, нельзя. И от дедушки Ленина в его работах исходит не лубочное райское сияние, а какая-то демоническая энергия — одновременно и вдохновляющая, и парализующая людские массы.

[photo300]3507[/photo300]

В произведениях соцреализма масса — пролетарская, крестьянская, солдатская — ключевой персонаж. Созерцая массу в работах Константинова, ловишь себя на том, что она вызывает не восторг от кипучей энергии коллективного действа, но тревогу. Многоликость ее подавляется монолитностью, подчиняется барабанному ритму марша. В мышечной напряженности, скрученности фигур — трагедия человека, загнанного в шеренгу, неспособного шагать иначе, как в строю, и, как правило, вовсе никакой трагедии не ощущающего.

При этом назвать Константинова обличителем режима — упаси Господь! При всей своей неординарности он — человек своего времени, разве что наделенный способностью острее других чувствовать его нерв.

И в станковых его работах тема коллективного, группового сознания, можно сказать, сквозная. Например, персонажи картин «Старики», «Семья. Северное сияние» — это не дежурный набор физиономий, а выверенно расставленные по холсту излучатели мыслей и переживаний, которые, будучи сфокусированы некоей магической линзой, выплескиваются на зрителя мощной многоголосой волной.

В этих полотнах и ряде других художник избирательно пользуется палитрой, словно прячет от себя большую часть красок, обходясь двумя-тремя, и, что удивительно, добивается при этом еще большей, поистине взрывной выразительности.

Зато какое пиршество красок в его пейзажах! Кто бы мог подумать, что в золотой осени столько синевы! И в этом — ни капли нарочитости, это пронзительная художественная правда, открытая мастером, которой он делится с другими, возможно, не без опаски быть непонятым, но с твердым знанием того, что так оно и есть.

Вершиной творчества Константинова знатоки называют его работы 1980-х годов, когда от пластической экспрессии прошлых лет он сместился к геометрической абстракции, конструктивизму.

[photo300]3508[/photo300]

Действительно, это что-то! На исчерченном кистью плоском холсте вдруг возникает глубина, ты видишь изломанность, сложность и многослойность пространства, которое затягивает тебя в бездонную воронку смыслов и сущностей. Порой сквозь безжизненные геометрические формы пробиваются человеческие фигуры, как бы стремящиеся преодолеть жесткую заданность пространства и времени.

Впрочем, человек присутствует и там, где художник не дает нам подсказок, вставляя в геометрический вихрь ладони, головы, колени. Разве сама наша жизнь, для кого-то чужого плоская и бледно раскрашенная, не есть на самом деле такая вот глубокая, такая вот сложная?..

И все же гора состоит не только из вершины, да и вершина может быть не единственной. Мне кажется, что ценность Алексея Константинова — в его многогранности, в широченном размахе творческого поиска, в стремлении впитать сонм открытий, совершенных предшественниками.

Составной характер изображений сближают его с Филоновым, контрастность цветового контура — с Матиссом, парадоксальность цветовой гаммы, пластика линий — с Гогеном. Он не копировал ни их, ни Пикассо с Малевичем, но, работая над оригинальными полотнами, безусловно, ощущал, свою связь с титанами, свою включенность в мировой художественный драйв. Он вбирал, пробовал, сварив в итоге в тагильской домне уникальный сплав, характеристики которого на годы вперед дадут материал пытливым исследователям.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Владимир НАСЕДКИН, заслуженный художник РФ, почетный член Российской академии художеств:

«Меня всегда восхищала в его живописи организующая воля художника, когда развоплощая предметы до их графической сути: линии, пятна, точки, он выстраивал свой мир, полный динамики, экспрессии и радости жизни. Натура утрачивает свою вещественную тяжесть, и вдруг просквозит истинный чертеж вещей, ее тайный смысл, ее скрытый замысел... это развоплощение и становится центральным методом и принципом работы Алексея Семеновича Константинова. И наша общая трагедия в том, что картины такого самобытного и яркого художника не видел широкий круг любителей живописи и что они не хранятся в музеях нашей страны». 

[photo300]3506[/photo300]