Он был звездой первой величины в Театре музыкальной комедии. Сюда Виктора Сытника, артиста Харьковской оперетты, в 1962 году пригласил Владимир Курочкин, стоявший тогда у руля театра. И именно на этой сцене суждено было расцвести поразительному таланту Виктора Григорьевича. В сияющем созвездии гениев, царивших на свердловской сцене, артист нашел свою неповторимую орбиту.

Виктор Сытник был артистом каскадного плана. Сочетание блестящего комического дара, великолепных вокальных и пластических данных, незабываемой эксцентрики, а также уникальной способности к молниеносной спонтанной импровизации — все это породило «феномен Сытника». И этот феномен врывался на сцену подобно сбивающему с ног свежему ветру. Преображал спектакли, придавал сценическому действию особый сумасшедший драйв. Это зрители знали, на это шли, этого ждали — и все равно каждый конкретный выход артиста на подмостки был непредсказуем подобно падающей звезде. И когда актер появлялся в свете рампы, в зале не оставалось равнодушных…

Артист умел «переформатировать» своей аурой, своей каскадной динамикой даже самые безнадежные, самые проходные постановки. Даже если актеру выпадала необходимость сыграть роль второго или третьего плана, он превращал ее в центр притяжения зрительского внимания. Достаточно вспомнить, как Сытник создавал единственный, но зато какой  островок комической образности в роли Демидова-младшего в «Екатеринбургском бале» В. Гевиксмана, вносил уморительную «импортную» струю в кондуит образов «Царицы и велосипеда» С. Сиротина (француз Сильвупле). Или расцвечивал нестандартными театральными красками уже заштампованный образ матроса Шванди из «Любови Яровой» («Товарищ Любовь» В. Ильина). «Коронными» же для Сытника были образы классических оперетт и мюзиклов, бродвейские по масштабу «экшна» роли заглавных комедийных героев. Бони Конислау из кальмановской «Сильвы», Тони из «Принцессы цирка» И. Кальмана, профессор Хиггинс из мюзикла Ф. Лоу «Моя прекрасная леди», принц Сафир из оперетты Ж. Оффенбаха «Рыцарь Синяя Борода», Яшка-артиллерист из «Свадьбы в Малиновке» Б. Александрова, Фальк из «Летучей мыши» Иоганна Штрауса-сына…

Актеру прекрасно удавались и откровенно отрицательные образы — такие, как нагловатый князь Мориц Популеску («Графиня Марица» И. Кальмана), высокомерный граф Эстергон («Цыган-премьер» того же автора), «голубовато-подленький», по выражению театральных критиков, виконт Каскада из легаровской «Веселой вдовы», заносчивый и самовлюбленный боярчонок Антон Свиньин в «Табачном капитане» Б. Щербачева, предатель и провокатор барон Розарио («Черный Дракон» Д. Модуньо) или омерзительный телеграфист Ять из «Свадьбы с генералом» Евгения Птичкина (по чеховской «Свадьбе»). Но в целом большинство образов, созданных на сцене Виктором Сытником, несет огромный заряд позитивности и пронизано добродушной авторской улыбкой.

Завсегдатаи спектаклей «старой» Музкомедии помнят и еще один феномен — феерический сценический дуэт, в котором Виктор Сытник выступал вместе с Э. Жердером. В тот момент, когда два этих феноменально одаренных актера выходили на сцену, начиналось уже совсем головокружительное шоу. Его можно было сравнить, пожалуй, только со звездным дуэтом Ю. Яковлева и Н. Гриценко на вахтанговской сцене… Сытник и Жердер в тех спектаклях, где им суждено было играть вместе, мгновенно организовывали своеобразный тандем — и работали в паре, на подхвате, буквально «переливаясь» один в другого. И еще дерзко, «по-вахтанговски» импровизировали — доводя зрителей до гомерического хохота.

Достаточно вспомнить такие умопомрачительные «ролевые пары», как Каскада и Сен-Бриош («Веселая вдова» Ф. Легара), Корнелли Хэкл и Барнаби Такер («Хелло, Долли!» Джерри Германа), Котик и Овидий («Пусть гитара играет»). А сатирическая оперетта Ж. Оффенбаха «Путешествие на Луну»? Там экстравагантная пара в составе короля Влана (Жердер) и профессора астрономии Леметра (Сытник) брала на себя всю комедийную нагрузку спектакля, не боясь при этом бросать в зал весьма опасные для советского времени актуализированные реплики.

Но вершина этого незабываемого тандема — комическая опера классического грузинского композитора В. Долидзе «Кето и Котэ» (по пьесе А. Цагарели «Ханума»), где Сытник и Жердер играли двух озорных и неунывающих кинто (торговцев) Сако и Сико. С ними в спектакль врывался сам неистребимый дух Авлабара — торгового квартала старого Тбилиси: актеры виртуозно танцевали, пели на грузинском языке, сочно импровизировали, доводя зрителей до истерики бесподобными диалогами: «Вай, Сико! Всю филейную часть у тебя княжеские псы отъели! Что, больно? — Нет, жалко! — Кого? – Собачек жалко, плохо кормит их князь Леван, совсем голодные были!». Или так: «Почему у тебя рыба так пахнет? — Ай, вай, вай, зачем рыбу нюхать? Рыбу кушать надо, розу нюхай!».

Но, конечно, настоящая кульминация в творчестве В. Сытника — фантастическая, «голливудская» по мастерству роль Френкерта Баберлея в музыкальной комедии О. Фельцмана «Тетка Чарлея». Как известно, фактически артисту по ходу спектакля приходится играть две роли: самого Баберлея и загадочную «тетку Чарлея», которую изображает по просьбе друзей сам Френкерт (Бабс, как его называют товарищи). Вот это сценическое перевоплощение производило впечатление натурального шокинга. В начале и конце представления перед нами — молодой, подтянутый, спортивный мужчина; вся же центральная часть комедии являет нам яркую, эксцентричную и неотразимо красивую даму! Те, кто видел эту постановку, никогда не забудут вычурное декольтированное одеяние «бразильской красавицы», дерзко оголенную спину с фантасмагорическим вырезом в форме сердца. Даже характерный истеричный фальцет голоса «доньи Люции д`Альвадорец». И еще — уморительные мини-монологи о «Бразилии, где много обезьян» и о «незабвенном доне Педро», а также почти акробатическая хореографическая пластика, явленная артистом именно в своем «дамском» амплуа… Так сыграть женский образ мужчине — невероятная редкость даже на фоне самых знаменитых прецедентов подобного рода: в этот момент охотно веришь злополучному опекуну Энни и Кити, который не только воспылал желанием жениться на эксцентричной латиноамериканке, но и возжелал ее как мужчина…

Это был человек-эпоха. И сегодня, вспоминая его, так и хочется повторить слова знаменитого зонга, который Виктор Григорьевич 10 лет исполнял на сцене Театра музкомедии: «Я Френкерт Баберлей, слуга ваш Френкерт Баберлей — но вы меня, как все, зовите Бабсом»…