16 апреля в 18.30 на канале «Культура» состоится трансляция, которую необходимо смотреть всем без исключения, оставив все дела. Потому что есть такие феномены в мире духовной культуры, соприкосновение с которыми подобно ожогу, но огонь этот — очищающий.

То, что мы увидим с экрана, — страница нашего исторического бытия, которая разрезала российскую историю по живому. Это — Большой Террор 30-х годов. «Культура» покажет легендарный спектакль московского театра «Современник» «Крутой маршрут. Хроника времен культа личности». Инсценировка Александра Гетмана по одноименной автобиографической книге Евгении Гинзбург, постановка Галины Волчек. Спектакль посвящен жертвам сталинских репрессий. Временем действия стали 18 лет, проведенные в заключении молодой журналисткой, арестованной в 1937 году. Перед нами проходят поломанные судьбы женщин, оказавшихся в одной камере с главной героиней и мучительно пытающихся осмыслить происходящее. 

Сама Евгения Соломоновна Гинзбург — личность неординарная и во многом знаковая, чья судьба стала своеобразным «иероглифом эпохи». Убежденная коммунистка, «красный» преподаватель Казанского университета, сотрудник областной газеты «Красная Татария» — «правоверная хунвэйбинка», как с горечью определяет она саму себя в то время на страницах «Крутого маршрута». Тем большим стало для нее чудовищное потрясение, когда ее — готовую за линию партии без промедления отдать жизнь — обвинили в троцкизме (лишь за знакомство с осужденным коллегой!), а затем арестовали, бросили по всем кругам ада «ежовщины».

Но пути Господни неисповедимы: то, что произошло — раздавило идеологического работника и родило Человека. «Благословляю тебя, тюрьма!» — воскликнет впоследствии Солженицын, подразумевая именно эту духовную трансформацию: с глаз молодой коммунистки спадает пелена, и она — ценой «горестных открытий» (подлинные слова писательницы) — прозревает нравственно и политически. И, пройдя через застенки и лагеря, ссылку и ежеминутную угрозу гибели — выходит из этого страшного горнила другим человеком. Она напишет свой «Крутой маршрут», в котором расскажет миру о том рукотворном апокалипсисе. И повторит огненные слова Анны Ахматовой: «И если зажмут мой измученный рот, которым кричит стомильонный народ, пусть так же они поминают меня в канун моего погребального дня». И завещает эту выворачивающую правду всем — современникам, потомкам, своему сыну Василию Аксенову (будущему прославленному писателю)…

Ставить пьесу по такой книге — тысячекратно трудно. Фактологический материал — тяжелейший, крайне негативный, с огромной тяжкой нагрузкой на зрительскую психику. По объему книга Е. Гинзбург — очень масштабна: хронологически она охватывает период с 1934 по 1956 год, география одиссеи героини — от Казани и Москвы до Колымы и Магадана. Наконец — для того чтобы осуществить такую постановку в нашей стране, требуется огромная человеческая и политическая смелость. Даже принимая во внимание то, что постановка состоялась в сравнительно свободные постперестроечные годы. Не секрет, что и сегодня более половины нашего народа восхваляет Сталина — чуть ли не буквально подтверждая горестный диагноз И. Талькова: «Покажите мне такую страну, где славят тирана, где победу в войне над собой отмечает народ. Покажите мне такую страну, где каждый обманут, где назад означает вперед, и наоборот»…

Авторы постановки нашли удивительно точное театральное решение инсценировки. На сцене — скупой и бьющий наотмашь антураж застенка. Действие концентрируется только в 1937 году, в «острый период следствия» (еще одно поразительное определение Е. Гинзбург). Палачи охарактеризованы скупыми лапидарными штрихами: таков, например, потерявший человеческий облик офицер НКВД Царевский (М. Жигалов), лицемерный следователь Ельшин (С. Юшкевич) или маленький бездушный тюремный бюрократ Бикчентаев (В. Мищенко). Самое потрясающее, что все они в разгар «ежовщины» сами отправятся на плаху, из слуг репрессивной машины превратятся во «врагов народа»…

В центре же внимания личности арестованных женщин, с которыми судьба сводит главную героиню, оглушенную свалившимися на нее катастрофическими обстоятельствами, Женю (блестяще сыгранную Мариной Нееловой). Они — живой срез тогдашнего советского общества: крестьянки Аня Большая и Аня Маленькая, комсомолка Катя Широкова, уральская партийная активистка Фиса, зэчка со стажем баба Настя, гордая грузинская патриотка Тамара, европейские революционерки Грета, Клара, Ванда и Милда, наивно приехавшие в СССР строить коммунизм, даже немецкая киноактриса Каролла… Все они — личности, каждая из них — по-своему прекрасный человек; и в нечеловеческой обстановке в каждой из них раскрываются самые подлинные черты их индивидуальности.

В этом смысле, как это ни парадоксально, спектакль оптимистичен — он посвящен проблеме не лагерного растления, но тюремного возвышения, если воспользоваться прекрасными образными характеристиками Варлама Шаламова. Каждая из героинь своей судьбой, своими рассказами вносит свою лепту в мозаику чудовищного образа эпохи — и в результате выстраивается грандиозный обвинительный акт «самоистреблению народа», как назвал Большой Террор английский историк Роберт Такер…

Но при этом — в происходящем есть и совсем особый трагический аспект. Суть в том, что большинство героинь пьесы — бывшие коммунистки; те, кого Солженицын не без сарказма назвал «благонамеренными». И они испытывают двойной шок — и от обрушившегося на них насилия, и от того, что все это делают с ними свои. Лишь единицы из арестованных заранее внутренне готовы отрешиться от иллюзий, увидеть в палачах — палачей, а не товарищей: такова, например, несгибаемая фанатичная эсерка Дерковская (Алла Покровская).

Кульминации такой трагифарсовый психологический разлом достигает в образе Зины Абрамовой, вельможной жены первого секретаря обкома партии (шедевральная роль Лии Ахеджаковой). Попав в камеру, она первоначально брезгливо сторонится подруг по несчастью, заявляя: «Я тут по недоразумению, мне с вами нельзя — могут подумать, что я с вами заодно!». И, по жуткой иронии, именно на ней следователи впервые испробуют только что разрешенные «сверху» физические пытки… Ее муки — самые ужасные, и не из-за телесной боли: для Зины мир рушится в такой ужасающей натуральности, что она почти сходит с ума, забывает русский язык, теряет человеческий облик…

И самый сюрреалистический эпизод — финал спектакля, когда героини узнают о падении Ежова и назначении Берии. Человеческая психика стремится даже в абсурде найти точки опоры — и вот Женя исступленно читает стихи Пастернака «Каторга — какая благодать!»; восклицает — «Видите, какое у Берии интеллигентное лицо!»; убеждает товарищей по несчастью, что впереди будет лучше… И все с воодушевлением поют «Кипучая, могучая, никем непобедимая»… А затем — внезапно замолкают, словно прозрев и увидев внутренним взором грядущее…

Эта финальная немая сцена обращена ко всем нам. Между прочим, в спектакле Галины Волчек заняты несколько актеров, в своей собственной жизни реально прошедших через сталинские лагеря: они не только играли свою роль, но и были консультантами всех участников постановки. И это — ломает «грань между рампой и залом», придает всему увиденному характер Свидетельства…