Ничего подобного в глобальном масштабе никогда не было.

Именно на преодоление этой ереси современности, последствия которой могут иметь апокалиптические события, Церковь должна направлять силу своей защиты, своего слова, своей мысли. Мы должны защищать православие», — неожиданно заявил глава РПЦ в праздник Торжества православия, после литургии в храме Христа Спасителя. Патриарх напомнил, что в Новое время универсальным критерием истины стал человек и его права, «и началось революционное изгнание Бога из человеческой жизни, из жизни общества», и это движение сначала охватило Западную Европу, Америку, а затем и Россию. Патриарх Кирилл также высказал следующее мнение: «Мы видим, как предпринимаются усилия во многих процветающих странах законом утвердить право любого выбора человека, в том числе и самого греховного, идущего вразрез со словом Божиим, с понятием святости, с понятием Бога». То есть, по мысли первосвященника, право выбора человека (кстати, не уточнено, какого именно?) тоже есть ересь и богоотступничество. По его словам, для борьбы с глобальной ересью верующим нужно, подобно апостолам, идти в мир и проповедовать. Патриарх призвал опровергнуть существующее якобы расхожее мнение, что русские — «непассионарные ватники».

Удивительный случай, когда в одной короткой речи содержится столько, мягко говоря, спорных посылок, что на их разоблачение понадобился бы целый научный трактат. Причем несостоятельность здесь — и в области чисто религиозной.

 Суть в том, что патриарх Кирилл — вольно или невольно — затронул в своем выступлении проблему, одну из самых больных в христианской теологии: проблему свободы воли. Главный факт христианской веры выдвигает вопрос: как на пути достижения высшей цели примиряется фактически остающаяся противоположность между абсолютностью Божьей воли и нравственным самоопределением человека, еще не соединенного с Божеством? Здесь принцип необходимости выражается в двух новых понятиях — божественного предопределения и божественной благодати, и с этим новым, христианским детерминизмом сталкивается прежний принцип свободы воли. Для общего церковного сознания христианства изначала было одинаково важно сохранить в неприкосновенности оба утверждения: что все без изъятия зависит от Бога — и что нечто зависит от человека. Согласование этих положений было всегдашней задачей богословов и христианских философов, вызвавшей множество разных решений и споров, иногда обострявшихся до вероисповедных разделений. Вообще богословы интуитивно понимали: это как раз та сфера, где найти простое и ясное общеприемлемое решение — крайне сложно. Показательно, однако, что большинство христианских авторитетов стремились отойти от строгого детерминизма и признать за человеком свободу воли. Так, православный богослов Макарий Египетский (300—390 гг.) написал следующее: «Как сопротивная сила, так и благодать Божия оказываются побуждающими, а не приневоливающими, чтобы вполне сохранились в нас свобода и произвол. Посему-то и за те худые дела, какие человек делает по наущению сатаны, не сатана более, но человек подвергается наказанию; потому что человек не насильно вовлечен в порок, но побужден к нему собственною своею волею. А подобно сему и в добром деле, благодать не себе приписывает сделанное, но человеку, и потому присвояет ему славу, что сам для себя стал он виновником доброго». Главное здесь — что в православии свобода воли признается на уровне догматики, и патриарху Кириллу это должно быть известно более, чем кому-либо другому.

 Чтобы меня не заподозрили в «глобальной ереси», приведу несколько весьма «громких» цитат. «Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу — вы погасите дух, и человек стал не человек» (святитель Феофан Затворник). «Главная ложь о христианстве и о вере — это утверждение, что они ограничивают свободу. Наоборот, они человека освобождают» (протоиерей Иоанн Мейендорф, русский философ Серебряного века). «Творец наделил человека даром свободы, над которой не властна никакая необходимость. Задача человека состоит лишь в том, чтобы, свободно устремившись к Творцу, суметь «уловить», «стяжать» благодать, посылаемую ему» (преподобный Серафим Саровский). Как эти совершенно недвусмысленные декларации сочетаются с попыткой патриарха объявить право выбора человека «ересью» — тайна сия велика есть. Это относится и к проблеме «свободы выбора в грехе», также неоднократно анализируемой богословием. Отмечу здесь только один момент, о котором игумен Петр Мещеринов пишет так: «Почему Господь не вернул человека в положение Адама до грехопадения? Потому что такое действие было бы внешним, насильственным, а мы знаем, что Господь уважает свободу существ, сотворенных Им разумными и свободными. Господь никогда не насилует свободу человека, но хочет, чтобы человек поступал всегда по соображениям внутренним, разумно и свободно, а не в силу каких-то внешних принуждающих обстоятельств». Коротко и исчерпывающе ясно!

Что же касается прав человека как «глобальной ереси»… Принципиально оставляю в стороне чисто юридический аспект дела — конкретно, нарушение патриархом Конституции Российской Федерации, в которой, как известно, все эти самые «еретические» права прописаны как основа основ. Впрочем, нарушать Основной Закон в современной России — это уже нечто вроде веселого спорта… Главное — что мы присутствуем при некоем историческом дежа вю, исход которого известен, как решение задачи на последней странице учебника. Дело в том, что глава РПЦ наступает на те же грабли, на которые в XVIII—XIX вв. наступило руководство католической церкви — пытается воспринять восторжествовавшие в культуре Просвещения концепции прав человека как неотъемлемых природных прав, данных личности и народу, в качестве угрозы церкви и существующему порядку. Уже и тогда такая оппозиция была более политической, нежели богословской — во всяком случае, не только радикальные французские материалисты (типа Дидро или Гольбаха), но, скажем, и вполне религиозный Иммануил Кант был абсолютным адептом позитивной трактовки проблемы прав человека (причем именно с сугубо философско-теологической позиции). Более того: именно с Канта и Гегеля (ни в коем разе не бывших безбожниками!) и начинается европейская либеральная традиция права. Впрочем, похоже, патриарх искренне почитает всю европейскую культуру за «ересь». А Ватикан, упорствующий в своем стремлении повернуть вспять время, расплатился жестоко: и от Великой французской революции, и от Наполеона, и от Гарибальди. И «поумнел» только в ХХ веке… Знает ли эту историческую справку патриарх? Будем надеяться, что да.