Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Прекрасное дитя Италии

Именно 280 лет назад, в 1736 году, в правление императрицы Анны Иоанновны, в Санкт-Петербург впервые в истории нашей страны приехала итальянская оперная труппа — и показала музыкальный спектакль композитора Франческо Арайя «Сила любви и ненависти». С этого все и началось…

История появления в России оперной культуры — это своего рода маленький иероглиф сложных процессов проникновения в отечественную культуру европейских элементов, показатель непростых тенденций взаимоотношения «почвенного» и «импортного» в эволюции российской цивилизации. И история сия — лучший ответ на многие из тех чисто идеологических баталий, которые сегодня гремят в СМИ.

Вечная дилемма: как соотносится российская цивилизация с западноевропейской, друг нам Европа или враг? Вечный безрезультатный спор западников и славянофилов… Между тем, спор этот беспредметен, если обратиться именно к сфере духовной и художественной культуры. Ибо мировая культура — не фантом, и нет в подлунном мире культурных феноменов, которые не могли бы стать достоянием иных цивилизаций. Существует даже философская дисциплина под названием «меметика», изучающая межцивилизационные и межкультурные диалоги с помощью «мемов» — «микроэлементов» культуры, способных «перелетать» из одной культуры в другую и «приживаться» на новом месте. Музыка же — одно из тех явлений, которое проникает во все страны мира, имея потрясающую способность «натурализовываться» в любом уголке планеты. И Россия здесь — не исключение.

…Опера — дитя Италии и порождение культуры Ренессанса. В каждый «нулевой» год западный мир с большой пышностью празднует рождение оперы — ибо появилась она на свет в 1600 году, в прекрасном городе Флоренции, неформальной культурной столице Италии и родине итальянского литературного языка. В то время в этом крупном культурном центре существовал кружок под названием «Флорентийская камерата» (буквально — комнатка), состоявший из философов-гуманистов, просвещенных аристократов, поэтов и музыкантов. Цель, которую ставили перед собой члены камераты, была типична для идеологии Ренессанса: возродить древнегреческую форму театра, отличавшуюся синтетическим характером — на подмостках древней Эллады сосуществовали речь, музыка, пение и танец. Как всегда бывает в истории искусства, вместо реставрации старого родилось нечто принципиально новое — и этим новым и была опера, сложный синтетический жанр, соединяющий несколько видов искусств (при примате музыки).

В том же 1600 году была написана первая дошедшая до нас опера — «Эвридика» композитора Якопо Пери, члена камераты, на сюжет античного мифа об Орфее: этот сюжет станет стандартным для оперных спектаклей на добрые 200 лет. Классическую же, кристаллизованную форму новорожденный жанр приобретет очень скоро, в творчестве другого члена Флорентийской камераты — великого Клаудио Монтеверди, в середине XVII века. Так или иначе, опера была настоящим ноу-хау итальянского искусства и в качестве такового начала свое триумфальное шествие по миру. Впрочем, уже очень скоро Жан-Батист Люлли создаст французскую, а Рейнхард Кайзер — немецкую разновидность оперы. Так или иначе, но к моменту проникновения в Россию этот жанр уже был интернациональным и космополитичным, символизируя собой победную поступь процветающей западной цивилизации.

А что же Россия? Ее разрыв с культурным уровнем Запада вовсе не был данностью на цивилизационном старте (Киевская Русь была нормальным европейским государством), но явственно обозначился на выходе из Средневековья. Уже эпоха готической культуры и университетской схоластики Западной Европы была заявкой на решительный прорыв в духовной области — а в эпоху Возрождения этот прорыв стал реальностью, и факт отставания Руси будет только усиливаться, что и вызовет к жизни все русские реформаторские проекты XVII—XVIII вв.

Здесь можно сравнивать не только чисто художественные феномены — скажем, средневековый знаменный распев русского православия эпохи Ивана Грозного и поразительное эстетическое богатство музыки Ренессанса (мадригалы, полифония строгого стиля). Еще более разительным будет общедуховный разрыв, не замечать который можно только очень сильно захотев его не заметить. Так, в Европе — пышный расцвет философии (Лоренцо Валла, Эразм Роттердамский, Монтень, Макиавелли), живописи (в Италии, Франции, Нидерландах, Испании), светской литературы (Данте, Петрарка, Рабле, Сервантес, чуть позднее — Шекспир); на Руси же в это самое время — господство архаической житийной словесности и иконописи. В Европе — гуманизм, вызревание идей общечеловеческих ценностей; у нас в это же время игумен Сильвестр в скандальном «Домострое» подробно инструктирует читателя, как надо бить жену и детей…

Причем такое положение далеко не исчерпывалось проблемами этики и эстетики: Смутное время показало — изоляция от передовых культурных тенденций Запада уже начинала угрожать самому существованию Русского государства. Потому-то Борис Годунов, Лжедмитрий I, первые Романовы и Петр решительно рвут с замшелыми средневековыми традициями (даже вопреки сопротивлению основной массы населения!) и разворачивают российский корабль навстречу бурям неизвестности, в океан преобразований… В ряду реформаторских начинаний культурные инициативы играли далеко не последнюю роль — преобразователи понимали: именно «дух» опережает «материю», именно в неуловимой области образов и впечатлений лежит вернейший путь коррекции национальной психологии…

И был еще один неожиданный резерв, на который адепты перемен, возможно, поначалу и не рассчитывали. Суть в том, что в России инокультурные «мемы» улавливаются и «перевариваются» с невероятной легкостью! Так произошло и с оперой: в 1736 году это заморское диво впервые оказалось «на брегах Невы», пока что в исполнении исключительно итальянцев — а уже в следующем поколении, при Екатерине II, появится русская опера! Как новое национальное музыкальное искусство — в сочинениях Евстигнея Фомина, Василия Пашкевича, Дмитрия Бортнянского, Максима Березовского. И уже не как период ученичества, а как самодостаточное эстетическое явление, могущее соревноваться с современными им итальянскими и французскими образцами…

А грядущий XIX век — это уже национальная русская оперная классика, это уже Глинка, Даргомыжский, Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков, Чайковский, Рубинштейн, Танеев… И с этой минуты, применительно к отечественному музыкальному наследию бессмысленно и нелепо говорить о каком бы то ни было «неприятии Запада»: перед лицом «Руслана и Людмилы», «Бориса Годунова», «Князя Игоря», «Снегурочки» и «Евгения Онегина» рушатся все славянофильские теоретические построения. Ибо «западное» стало «русским» — не утеряв при этом своих «западных» корней. Не случайно великий русский историк В. Ключевский констатировал: «Россия наиболее расцвела экономически и культурно именно в те годы, когда она максимально открылась Западу». А в 50-е годы ХХ века, во время очередной шовинистической компании против «низкопоклонства перед Западом», композитор Родион Щедрин саркастически заметил: «Ну конечно, сонатную форму, надо полагать, изобрели в Вышнем Волочке». И здесь добавить абсолютно нечего: нет более мощного аргумента против изоляционизма, нежели музыка… 

Автор статьи: Дмитрий СУВОРОВ

Другие новости