Он увлеченно рассказывал, какие красивые обычаи у вайнахов, какие они гордые люди, органически неспособные терпеть несвободу.

Покинув больницу, Миша встретил Эдика. И не мог избавиться от ощущения, что в тело Эдика каким-то образом вселили Ваню. Потому что Эдик яростно и изобретательно поливал грязью тех же самых чеченцев, проклиная их за те же самые деяния 90-х, которые он тогда вполне оправдывал.

Миша грустно подумал, что Россия все-таки дикая страна. О чем говорить, если даже самые образованные ее граждане вроде Эдика, тысячу раз присягнувшие на верность европейским ценностям, — даже они погрязли в диком, трактирном каком-то расизме. Хотя, если вдуматься, а чего еще ожидать-то? Ну, прочитал дикарь Монтеня. Кто он после этого? Дикарь, прочитавший Монтеня, не более того. А еще туда же, мечтает жить в Фонтенбло.

Но затем Миша узнал, что все еще хуже. Задушевный разговор показал, что Эдик и не думал предавать европейские идеалы интернационализма и человеколюбия. Он, в частности, от души сочувствовал темнокожим мигрантам в Европе. Но он, как и двадцать лет назад, вел психологическую войну. Причем вел ее еще более остервенело, раз она настолько затянулась. Его вторым именем стало коварство. Он решил воспользоваться дурными наклонностями менее рафинированных своих соотечественников.

— Чеченцы заделались главными патриотами России, вплоть до того, что ходят в куртках с гербом, — объяснял он, посмеиваясь, отставшему от жизни другу. — Но их ведь тут все ненавидят! А если перестали, так мы напомним! И объясним: теперь, если ты ненавидишь чеченцев, должен ненавидеть и Россию, раз они ее патриоты!

Мише стало очень, очень грустно. Он пытался вспомнить, кто сказал: война делает из ценителя архитектуры артиллериста, который радуется точному попаданию в старинный замок. Как и 20 лет назад, сегодня Эдик продолжал защищать геев, яростно проклиная соотечественников за нелюбовь к ним. Но если какой-то гей заявит, что он любит Россию, то и в этом смысле Эдик возрадуется подвернувшейся удаче и немедленно заговорит трактирным языком, торопясь для своих целей воспользоваться предрассудками окружающих, которые он презирает.

Получается, главным для него были не высокие идеалы, не любовь к кому-то, а ненависть к стране, где ему не повезло родиться. Если честно, не читавшие Монтеня презираемые им соотечественники вызывали гораздо больше симпатий.