Вокруг имени Есенина сложилось несколько непробиваемых штампов, которые кочуют по книгам и кинофильмам, заслоняя не только трагедию жизни поэта, но и его подлинный человеческий и художественный облик. Есенин — «крестьянский поэт», Есенин — «последний великий лирический поэт», Есенин — хулиган и гуляка. Поразительно, что все это в принципе соответствует действительности — и одновременно создает насквозь фальшивый образ. Хотя бы потому, что просто констатирует факты (или наше шаблонное представление об этих фактах), не вникая в мотивы происшедшего и вульгарно спрямляя картину. Думаю, что «круглый» юбилей российского поэтического гения — прекрасный повод «вспомнить подлинного Есенина».

Да, Сергей Есенин просто бравировал «асоциальным поведением». Тема «Есенин и женщины» — безразмерна: поэт несколько раз был официально женат, не считая «поворотов налево». Первая супруга поэта — Анна Изряднова, корректор в типографии И. Сытина (где работал Есенин). Сын от этого брака Юрий впоследствии был расстрелян в 1937 году. Потом — брак с актрисой Зинаидой Райх, и тоже — жуткая судьба в годы Большого террора: после развода Зинаида стала женой Мейерхольда (последний усыновил двоих детей Зинаиды от Есенина, поэт поддерживал с ними постоянную связь). В 1939 году великого режиссера бросят в застенки (где его ждали два года пыток и зверское убийство), Зинаиду Райх убьют агенты НКВД в собственной квартире с особым садизмом.

Затем  гражданский брак с великолепной Айседорой Дункан (также недолгий) — и вновь избранницу Есенина ждет ужасная гибель: Айседора трагически погибла в Ницце, удушенная собственным шарфом, попавшим в ось колеса автомобиля, на котором она совершала прогулку. Словно злой рок преследовал всех, кого любил Есенин… А еще — романы с собственной литературной секретаршей Галиной Бениславской, актрисой Августой Миклашевской, поэтессой Надеждой Вольпиной, короткий брак с Софьей Андреевной Толстой (внучкой великого Льва). Все эти альянсы — подчас «параллельные», по формуле Галины Бениславской: «Когда он трезв — то с Айседорой, когда пьян — то со мной». Бениславская после гибели Есенина застрелилась на его могиле: ее револьвер четыре раза давал осечку — и Галина бестрепетно нажала на курок в пятый раз. И — загулы, запои, эстетизированное (и не очень) хулиганство, которое Есенин немедленно делал тематикой собственных стихов.

Что за этим стояло? Только ли свойственное многим гениям стремление эпатировать «благонамеренную публику»? Мы ничего не поймем, если не вспомним, что свободный человек, каким по определению является каждый гений, жил в эпоху стремительно нарастающей несвободы. Возникновение «эпохи безвоздушного пространства» ощущали тогда все, только каждый творец реагировал на нее по-разному: кто-то капитулировал и «принимал правила игры», платя за это «потерей голоса», как Н. Асеев, В. Луговской, В. Катаев. Кто-то замыкался и уходил в себя, переживая периоды творческой немоты, как Б. Пастернак и О. Мандельштам. Кто-то натурально «нарывался на пулю», как друг Есенина поэт Алексей Ганин, расстрелянный в год его гибели. И «девиантность» Есенина — крик боли и конвульсия души мятежного творца, вынужденного существовать в мире, где свобода скукоживается как шагреневая кожа.

Столь же относителен трафарет о Есенине как «крестьянском поэте». Да, он имел «рязанское» происхождение и постоянно обращался к мужицкой тематике в своих сочинениях. Но обратите внимание: в поэзии Серебряного и постсеребряного веков существовала хорошо сложившаяся школа «новокрестьянских поэтов», куда входили Н. Клюев, С. Клычков, А. Ширяевец, П. Орешин и уже упоминавшийся А. Ганин. (Все они будут расстреляны.) Группа со своей кристаллизованной эстетикой, с определенными подходами к образности и символике, со своим пониманием собственного места в мировой культуре. Так вот, Есенин, несмотря на человеческую близость к указанным поэтам, в «новокрестьянскую» группу никогда не входил. Более того: о творчестве Клюева он оставил следующий не вполне комплиментарный экспромт: «И Клюев, ладожский дьячок, его стихи как телогрейка. Но я их вслух вчера прочел — и в клетке сдохла канарейка».

Входил Есенин совсем в другую поэтическую группу — имажинистов (вместе с А. Мариенгофом и В. Шершеневичем). Для справки: имажинисты — разновидность мощного поэтического движения футуристов… Вот чья эстетика оказалась близка Есенину! Кстати, в данном свете все пресловутые есенинские «хулиганства» приобретают иной смысл: футуристы обожали наносить «пощечину общественному вкусу»… Во всяком случае футуристическая поэтика ничего общего с набившим оскомину «крестьянством» не имеет, и этот момент дает возможность поставить под вопрос вышеприведенное фундаментальное определение насчет природы творчества Есенина: Певец «рязанских раздолий» все-таки был именно интеллигентом Серебряного века, пусть и крайне своеобразным.

Наконец, взгляд на Есенина как исключительно на лирика — тоже спорен. Безусловно, Есенин — величайший лирический поэт русского ХХ века (есть даже точка зрения, что он — последний лирик такого масштаба в отечественной литературе). Но разве этим ограничивается образная вселенная есенинского наследия? Куда в таком случае девать «Пугачева» — потрясающую драматическую поэму для театра, с ее разверстыми хлябями шекспировских страстей и страшными прозрениями по адресу горячо любимого поэтом собственного народа? А «Анна Снегина» — разве это только лирика, а не сфокусированная пророческим взглядом поэта панорама национальной трагедии? А «Черный человек», ведущий художественное происхождение еще от пушкинского «Моцарта и Сальери», через посредство романов Достоевского? Так что и здесь — Есенин оказывается богаче и шире тех рамок, в которые его усердно втискивали интерпретаторы.

И еще. В биографии Есенина есть несколько моментов, которые даже сегодня остаются в тени. Так, он был дружен с Яковом Блюмкиным — одной из самых зловещих и мутных фигур в истории советских спецслужб, «героя» грязной и кровавой провокации 6 июля 1918 года. Именно Блюмкин увез с собой Есенина в печально известную персидскую «командировку», результатом которой в творчестве Есенина стали «Персидские мотивы». Этот момент биографы Есенина всегда обходили стороной: считалось, что поэт никогда не был дальше Баку… Между прочим, впоследствии Блюмкин оказался в числе сторонников Троцкого — и был уничтожен Сталиным после попытки войти в контакт с высланным за границу Львом Давидовичем... Странно, что биографы поэта просмотрели именно этот мотив для физической ликвидации Есенина: все, кто был хоть как-то связан с Блюмкиным, пережили его весьма ненадолго. Во всяком случае связь трагической истории в «Англетере» с политическими бурями века тогда ощутили все. И неслучайно самый проникновенный некролог по великому певцу «Руси уходящей» был написал безымянным поэтом на Соловках: «Не сберегли кудрявого Сережу, последнего цветка на скошенном лугу»…