Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Где-то там, на горе…

9 сентября 2015, 8:00

Города всегда растут, как деревья, наматывая вокруг исторического центра годовые кольца улиц. Старое при этом часто уходит в землю, а новое громоздится сверху.

Интерес екатеринбургских археологов и многих жителей нашего мегаполиса недавно привлекли человеческие останки, случайно выявленные при строительных работах на улице Татищева в Верх-Исетском районе. Теперь на этом месте оживленно снуют автомобили и пешеходы, а еще в 1929 году был зеленый массив, где листья деревьев шелестели над бугорками забытых могил. А неподалеку стояла церковь. В просторечии назвали ее Нагорной (как и улицу, проходившую рядом), хотя освящен был храм во имя Всех Святых.

А вот если мы возьмем в руки план 1761 года, то увидим только «обывательские строения», домну, угольный сарай, заводскую контору, плотину и огромный пруд. Для храма места еще не найдено. В 1761 году только заложили на ВИЗе первый деревянный пока, дом Божий — будущий Успенский собор, ныне восстанавливаемый.

В каком году начало формироваться кладбище Верх-Исетского завода, необходимо еще выяснить, зато известно, что начать строительство Всехсвятской церкви на месте упокоения христиан в 1813 году благословил епископ Пермский Иустин. Окончилось возведение здания в 1822 году. Заводской поселок, между тем, рос. Место вечного покоя его жителей оказалось среди жилых кварталов, так что в середине XIX века захоронения на данной территории официально прекратили. Но покой старого кладбища — обманчив. Советский Свердловск стал столицей Уральской области, строятся новые предприятия, внедряются новые моральные ценности, людям жить негде, на собрание и в кино пойти некуда, а тут храмы стоят, надо их под другие нужды приспосабливать.

13 февраля 1930 году малый президиум Уральского облисполкома принял решение закрыть Успенский собор Верх-Исетского завода, 17 февраля официально перестала действовать и Нагорная церковь, все оформили одним протоколом № 37.

Хочется верить, что мы не будем столь решительно обходиться с прошлым. Если уж минувшее подало нам знак, хотя бы исследуем его, а предки пусть покоятся с миром.

Колокола сменили «проводочки»

В 1813 году на кладбище Верх-Исетского завода отправились священники Успенского собора и архитектор Михаил Малахов, где заложили на средства заводовладельцев Яковлевых одну из самых элегантных классических церквей Екатеринбурга. А уже через 9 лет взметнулась изящная колокольня, украшенная многочисленными портиками. Единственное, что так и не удалось воплотить зодчему, это установить в нишах статуи святых. Для обычной кладбищенской церкви это посчитали расточительным.

Но в тихую жизнь прихода, нарушаемую колокольным звоном, неожиданно ворвался технический прогресс. В 1890-х годах Всехсвятский храм стал одной из станций местного оптического телеграфа. На колокольне установили специальное приспособление, а дежурные следили за пожарной обстановкой и передавали специальные сигналы для местных оперативных команд. В остальное же время сотрудники телеграфа выполняли роль звонарей.

[photo]2987[/photo]

Нагорная церковь перед уничтожением и строительство клуба металлургов ВИЗа, начало 1930 гг.

Об одном из таких работников оставил свои детские воспоминания писатель Павел Бажов: «Раз нам удалось побывать на колокольне Нагорной церкви, что оказалось не совсем просто. Этой колокольней пользовались не только для церковного звона, но и как пожарной вышкой. От завода там посменно «стояли» двое. В шесть часов утра и в шесть часов вечера церковный каморник Назарыч впускал одного и выпускал другого в притвор, откуда лестница вела на колокольню. Один из таких заводских сторожей «был в родстве» с Еремеевыми. Миша и стал его просить:

— Дяденька Кузьма, возьми нас с собой на колокольню!

Дяденька Кузьма был не из приветливых людей. У него правая рука была вдвое короче левой и не сгибалась в локте. Его за это звали «безлокотником». Природный недостаток мешал ему работать обычным образом, и он смолоду «околачивался на стариковском деле». Вероятно, этот недостаток и сделал человека угрюмым, неразговорчивым. На просьбу Миши он пробурчал:

— Придумал! Не Пасха, чтобы всякого на колокольню пускать!

На повторные просьбы ответил:

— Назарыч не пустит.

Кончилось все-таки согласием с оговоркой:

— Чтоб в первый и последний раз!

К шести часам мы с безлокотным дяденькой подошли к церкви. После заводского гудка каморник Назарыч открыл дверь и, увидев, что мы тоже входим, спросил:

— А эти угланята куда?

— Поглядеть охотятся, — угрюмо ответил Кузьма и добавил: — Отвязаться не мог.

Назарыч в противоположность Кузьме был веселым, ласковым стариком.

— Поглядите, поглядите! Только чур не баловать на колокольне. И долго там не стойте, а то как запрусь на ночь да завалюсь спать, на всю ночь тут останетесь. Ты уже догляди сам, — прибавил он, обращаясь к безлокотному. — Да не давай им борзиться по лестнице! А то ведь ребята, им все вскачь надо.

— Угу, — пробурчал Кузьма.

На колокольне Кузьму встретил другой старик ворчаньем:

— Копаешься! — и, взглянув на нас, добавил: — Хвост еще за собой притащил! Привожай их, не рад станешь!

— Говори по делу, — потребовал Кузьма.

— По делу хорошо. Часы отбивал, худого не видал.

С этим ворчливый старик стал спускаться. Напутствие Назарыча, чтоб не баловались на колокольне, оказалось лишним. Оба мы, как зачарованные, простояли с полчаса у перил колокольни, смотря на город и Верх-Исетский пруд. Стояли бы и дольше, но наш Кузьма настойчиво предложил:

— Будет! Слезайте! Не час вам тут стоять!

Мы оба заикнулись было: «Дяденька, еще маленько!», — но Кузьма был неумолим:

— Сказано слезать!

[photo300]2989[/photo300]

Кофейник из Нагорной церкви. 1760 гг.

Может быть, это было и хорошо, что наш угрюмый вожак не дал «досмотреть». В памяти осталась недопроявленная картина, где смешались краски заката, всхолмленность местности, скрашенная расстоянием пестрота домов и причудливая панорама Верх-Исетского пруда».

Ну а внутри Всехсвятского храма протекала своя размеренная жизнь, шли отпевания покойных перед похоронами на кладбище, читалась Нагорная проповедь Иисуса Христа о сущности Нового Завета. Особый праздник был в храме лишь однажды, 17 сентября 1872 года, когда храм вновь освятили — по случаю перестройки обветшавшего алтаря. Изменила все советская власть, она приняла решение ликвидировать храм. Ведь как гласили отчеты местной полиции, в эту церковь на кладбище постоянно ходили на службы до 300 человек.

В 1922 году из храма были изъяты все ценные вещи, содержавшие серебро. Так, в «доход государству» ушло 20, 4 кг драгоценного металла. В феврале же 1930 года на церковные двери навесили замок. Но уже после окончательной ликвидации старинной церкви в нее проник Александр Андреевич Берс — внучатый племянник русского писателя Льва Толстого. 13 апреля 1930 года он вынес из закрытой церкви несколько старинных вещей, отнеся их в местный Уралмузей.

Среди спасенного была штофная одежда фиолетового цвета с вытканными золотом и цветным шелком букетами с панихидного стола XVIII века, покровцы на панихидный столик из лиловой шелковой ткани с золотисто-зеленым позументом, а также напрестольная шаль из лилового шелка с золотым шитьем. В шкафу священника ему удалось «прихватить» штофную напрестольную одежду начала XIX века из шелковой ткани, затканную цветным изображениями букетов и вставками из оранжевого сатина. Но больше всего находок было сделано в комоде — старинный белый шелковый пояс, с вытканными цветным шелком букетами, на подкладе из розового коленкора, а также семь обрывков лиловой и красной штофной ткани, отделанных тканым шелком и синелью букетами. Заодно из закрытой церкви А. А. Берс взял и приглянувшийся кумган (сосуд для воды. — Ред.). А вот ни одной иконы спасти ему так и не удалось.

Александру Андреевичу позже «поход в храм» так и не простили, расстреляв в лагере НКВД 28 октября 1937 года на Беломоро-Балтийском канале.

В годы Великой Отечественной войны полуразрушенная церковь, как и старинное кладбище Верх-Исетского завода, оказалась на территории завода «Уралкабель» и была в итоге разобрана. В поздние же советские годы над останками людей и фундаментом Нагорной церкви уже слышался совсем не звон колокола, а бравурная песня: «Провода-провода-проводочки…» местного композитора-кооператора Евгения Шикунова.

Но полностью ли уничтожена Нагорная церковь или какие-то остатки ее в том или ином виде сохранились на территории современного завода «Уралкабель»? Церковь продолжает хранить тайны и ждет своих исследователей.

КСТАТИ

Кумган, спасенный внучатым племянником Льва Толстого, любой желающий может увидеть ныне в зале XVIII века в Свердловском краеведческом музее на пр. Ленина, 69. Правда этот сосуд оказался не кумганом, а великолепным шестигранным кофейником 1760-х годов, созданным в демидовских мастерских неизвестным мастером с инициалами «М. П. Е.».

Подготовлено в соавторстве с Ольгой БУХАРКИНОЙ.

[photo]2988[/photo]

Нагорная церковь. Начало XX века.
9 сентября 2015, 8:00
Автор статьи: Сергей СКРОБОВ, фото: Екатерина ПЕРМЯКОВА.

Другие новости