Но если в обычных лесах, в природных парках кемпинги, костры и пения под гитару — приемлемы, то в заповедниках подобное недопустимо.

Что же представляет собой современный уральский заповедник, каковы его особенности, функции, и какое значение он имеет для окружающей среды? Об этом мы беседуем с заместителем директора по научно-исследовательским разработкам Висимского государственного природного биосферного заповедника Евгением ЛАРИНЫМ.

— Для многих людей понятны и знакомы слова «природный парк» или «национальный парк», понятие же «заповедник», и тем более биосферный, для большинства  не более чем научный термин. В чем особенность заповедной территории?

— Главная функция природных национальных парков в том, чтобы сохранять природу и помогать человеку восстанавливать свои эмоциональные и физические силы, то есть это природоохранные и рекреационные территории. Хотите отдохнуть — езжайте в парки. Основное назначение заповедника — тоже сохранить, но только уже экосистемы, которые включают в себя биологическое разнообразие и среду их обитания, причем естественным путем, без вмешательства человека. Все заповедники — это природоохранные, научные, а в последнее время и экопросветительские учреждения. В заповедниках нет рекреации и не должно быть по определению.

Что касается биосферных, то в 1973—1974 годах эксперты ЮНЕСКО разработала концепцию особо охраняемых территорий, которые в отличие от обычных заповедников и парков должны служить выполнению общечеловеческих, биосферных задач. Отсюда и их название.

— А в чем конкретные отличия биосферного заповедника от обычного?

— Главное — разделение на зоны с разными задачами и статусом. Сердце биосферного заповедника — ядро. Здесь сохраняется все разнообразие видов растений, животных в их естественном состоянии. В зону ядра не имеет права входить никто, кроме исследователей, — жизнь в ней развивается без участия человека. Вторая задача, возложенная на биосферные заповедники, — служить базой научных экологических исследований. При этом можно проводить эксперименты, но лишь те, что не противоречат задаче сохранения экосистем. Для этого на территории заповедника и выделяется биосферный полигон. Существует и буферная зона. Здесь при некоторых ограничениях разрешается пахать, пасти скот, в ограниченных количествах рубить лес. Последняя — переходная зона, или зона сотрудничества, — располагается за пределами природоохранной территории. В ней работают различные организации, где природопользование регламентируется законом.

Таким образом, биосферные заповедники должны служить фоном для оценки уровня отклонений от «нормы» в соседних районах. Например, если в регионе происходит снижение численности какого-то вида, то необходимо обратиться к нам. Если у нас нет подобных естественных изменений, то, возможно, проблема сугубо локальная. Заповедник — лакмусовая бумажка, где есть индикаторные виды, по которым можно оценить состояние природы. Как только данные виды начинают исчезать, значит, возникла экологическая проблема. Например, известно, что лишайники хорошо накапливают тяжелые металлы, и если в атмосфере их количество не превышает предельно допустимой концентрации (ПДК), то они будут хорошо расти.

Надо сказать и еще об одной важной функции заповедников и биосферного, в частности, — это экопросветительская деятельность, а одной из ее форм является познавательный туризм. Но это не просто «приезжайте отдохнуть» (как считают некоторые руководители заповедников) — это процесс просветительский и, если хотите, — образовательный.

— Получается, зона ядра — самая важная, где сконцентрирована «основная информация» о территории заповедника?

— Можно и так сказать. Но стоит сразу развенчать мифы о том, что в Висимском заповеднике какая-то уникальная местность. Нет, у нас обычная территория, где представлены типичные сибирские таежные флора и фауна и нет ничего выдающегося. Единственное — при создании заповедника, нам достались редкие антропогенные ландшафты от Демидовых. В XVIII веке специально вырубался лес, и на его месте создавались луга. Им более 300 лет, и это уникальный искусственно созданный ландшафт. У нас есть немного коренных (первобытных) лесов, которые никогда не рубились. Их немного, около 10%, а после массового ветровала деревьев стало еще меньше.

Остальные лесные сообщества абсолютно типичные для Урала. Но ведь типичную природу надо тоже сохранить, поскольку она несет в себе экосистемное значение. Например, именно в зоне ядра нашего заповедника была отмечена белка-летяга. Пять лет назад финские ученые уже находили белку, но этим летом находку удалось совершить и нашим российским специалистам из Института экологии растений и животных УрО РАН. И еще одна радость — в 2012 году в буферной зоне, в окрестностях урочища «Веселые горы», было обнаружено гнездование сапсана. В этом году на этой же вершине, но уже с другой стороны горы, было найдено второе гнездо. Когда мы начали осматривать место, то обнаружили старые кости жертв, это означает, что сапсан здесь гнездился и раньше.

— Раз территория типичная, и нет уникальных ландшафтов, экотуризм у вас не очень популярен?

— У нас красиво, но если привезти вас к нам с закрытыми глазами, вы не отличите здешнюю природу от любой другой уральской территории. В то время как парки «Река Чусовая», «Оленьи ручьи», «Бажовские места» имеют свои ландшафтные бренды, заточенные под туризм. На Урале нет проблем с отдыхом, а вот с экологическим просвещением есть. Вообще к экотуризму в заповедниках нужно подходить разумно. Например, для детей это может стать хорошим источником знаний по экологии и биологии. Но я категорически против развлечений на таких территориях для взрослых туристов. Заповедник — это природоохранное, научное и просветительское учреждение, и когда здесь начинают делать бизнес — это предательство. Зачем адаптировать заповедники под отдых или открывать в них йога-центр, я не понимаю.

— Ну как же? Чтобы через подобный отдых повысить уровень знаний о природе. Или  это плохой способ?

— Просто отдыхая, человек не захочет ничего узнавать. Да что отдыхать? У нас есть сотрудник, который три года проработал в заповеднике, а так и не проникся его функцией, а вы говорите, что отдых может повысить уровень знаний. Нет! Есть надежда, что только активное погружение в образовательный процесс с помощью сотрудников научного и экопросветительского отдела поможет как-то сформировать экологическое сознание.

— Каким вы видите экологическое просвещение у себя в заповеднике?

— Идея экологического просвещения строится на двух подходах. Получение знаний через экоклассы и экотуризм. К последнему относятся пока только эколагеря для детей. Простой пример демонстрирует, с каким миропониманием приходят дети в такой лагерь. У меня есть один постоянный вопрос, который я задаю детям, — «когда у нас на пути появляется старое, уже начавшие гнить дерево, — хорошо или плохо, что его не убрали?». В большинстве случаев говорят, что плохо, — «это ведь дрова, карандаши, тетради», поясняют дети. Прагматичный подход. Но после объяснений они начинают видеть, что благодаря гниению растительности появляется почва. А спустя несколько лет на месте старого дерева начнет расти новая поросль. Смерть и жизнь — это одно целое, и в природе это очень хорошо видно.

— А что касается экотроп?

— Они только формируются. Выбор троп не простое дело. Должна быть идея, если хотите, концепция тропы, возможно, даже не одна, тогда можно по ней проводить разные экскурсии.

— Так одной экскурсии явно мало, нужна система в просвещении.

— Безусловно, мы сейчас над этим работаем. У нас уже есть методические разработки, сделанные совместно с сотрудниками Уральского государственного педагогического университета. Мы нашли уже модельную школу в городе Новоуральске, где в разных возрастных группах попробуем давать один и тот же материал, но с усложнением для каждого возраста. Если адаптация программы пройдет хорошо, будем позиционировать ее по школам. Нам нужно создавать рабочие группы из учителей и сотрудников заповедников. Но все это пока на уровне идей.

— А цель всего этого?

— Это скорее миссия, а не цель — формирование экологического сознания. Безусловно, нельзя стремиться к бесконечному сохранению природы — человек не может обойтись без использования природных ресурсов. Пока верится, что людей можно научить видеть в деревьях не только «тетради и карандаши», но и красоту природы, понимать ее равновесие. Дети не видят не потому, что они такие прагматичные, а потому что их вовремя не научили ценить природу. Природоохранная деятельность нужна прежде всего для человека, а не для природы. Она и без нас прекрасно восстанавливается. Взять, например, Чернобыль — даже после такой катастрофы флора и фауна территории возродились. Получается, что лучшая помощь природе — это ей не мешать!