Но подобные издевательства распространены и в других сферах: семейной, служебной и т. п. Какие у буллинга истоки и причины? Можно ли с ним бороться и как? Об этом и многом другом нам рассказала директор Уральского центра медиации, психолог Ольга МАХНЕВА.

[photo300]2927[/photo300]

Типично, но экстремально

— Можно ли назвать буллинг — системную травлю жертв группой лиц во главе с лидером — нормой?

— Это было и будет во все времена и во всех странах, и это один из методов социализации человека в обществе. Выстраивание взаимоотношений с окружающими происходит, в частности, на уровне конкуренции. В нас это заложено природой и генетикой, и никуда мы от такого поведения не денемся. Но переходить грань, когда отстаивание личной свободы и границ превращается в унижение другой личности, недопустимо. Искоренять такой формат взаимоотношений не нужно — это нормальная адаптация. Другое дело, что она должна быть безопасной. А не замалчиваться, как это происходит сейчас. За границей с этой проблемой работают давно. Например, в Норвегии необходимые компетенции включены в государственную программу педагогических стандартов.

— У нас это где должно быть оговорено?

— Если речь идет о травле в школьных стенах, то акценты в отношении учеников должен прежде всего расставлять учитель. Никакой позитивной оценки насилию, т. е. буллингу, давать нельзя. Причем начиная с раннего возраста. Ведь что делают дети? Защищаясь, идут в агрессию. Ты оскорбил — оскорбим тебя в ответ. Но между моментом, когда кто-то негативно высказался, и моментом реакции есть определенный промежуток времени, за который педагог может нейтрализовать намечающийся конфликт. Это больше касается начальной школы, когда дети практически все время находятся под присмотром. Учителю важно успеть прекратить ситуацию до того, как она станет для детей типичной.

— Но как понять: буллинг перед педагогом или обычная стычка между школярами?

— Их часто не различают, особенно в школе. Обратимся к объективным факторам, которые зрительно не отследить, но которые важны для идентификации. Конфликт — ситуация стрессовая. Что это значит? У человека в крови есть гормон стресса кортизон, который в больших количествах вырабатывается у обеих сторон. Ситуация для них неприятна, никто продолжать ее искусственно не хочет. При буллинге кортизон вырабатывается только у жертвы, для нее подобное общение — стресс. У насильника в кровь вбрасывается тестостерон — гормон власти, силы, агрессии. Для буллера ситуация подавления положительна, она позволяет ему добиться того, что хочет: ввергнуть в нервозность другого. Для него травля — удовольствие, а, значит, и выход из сложившейся ситуации для него лично нежелателен.

Сказка — ложь…

— Какие внешние признаки буллинга существуют?

— Во-первых, агрессивное негативное поведение. Оно осуществляется регулярно, участники одни и те же. Давление происходит там, где люди наделены разной степенью власти. Важно — буллинг всегда умышлен. Случайно быть буллером нельзя. Возьмем два ярких примера. Первый — дедовщина в армии. Вспомните, насколько лет 5 назад этот вопрос был острым для общества. Государству и армии решение этой проблемы было не особо нужно — потому что перед ними стояли другие задачи. Но появилась структура — Комитет солдатских матерей, которая взяла на себя работу по разрешению насущной проблемы и встала на защиту детей. Сказать, что дедовщины сегодня совсем нет, нельзя. Но она перестала быть такой экстремальной, как раньше. В первую очередь из-за того, что стала наказуемой, и очень жестко. Были разработаны инструменты контроля ситуации, которые позволили на раннем этапе выявлять, в том числе и потенциальных буллеров, не доводя ситуацию до остроты. К тому же «отцы-командиры» стали отвечать за психологическую атмосферу в вверенных им военных частях. У дедовщины появился социальный знак «минус». Она стала не престижной. Опасной. И постепенно начала сходить на нет.

— А второй пример?

— Он из сказки. Помните «Морозко»? Мачеха и дочка ее Марфушка по отношению к Настеньке вели… целенаправленную травлю. При этом угрожали не лично ей, а дорогому и значимому для нее лицу — родному отцу. Чтобы не доставлять боль близкому человеку, Настенька шла на поводу и была готова буквально на все. «Родственницам» это нравилось, и травля становилась все круче.

— Значит, манипуляции, шантаж, издевательства — это тоже буллинг?

— Физическое давление чаще представлено среди мальчиков или мужчин. Для них физическое насилие над другим — признак собственной власти, самоутверждения. Психологическое насилие в принципе не имеет гендерной привязки. Это любая форма отношения, которая ставит человека в социально неприятную ситуацию. Как буллинг может проявляться в рабочей сфере? Например, конкретному человеку поручают конкретное задание, точно зная, что он с ним не справится. Или, не предупредив, отправляют на публичное мероприятие типа конференции, понимая, что человек растеряется. Зачем? А чтобы после сказать с чувством удовлетворения, мол, какой же ты плохой!.. И у человека начинает вырабатываться комплекс неполноценности. У него формируется тот самый комплекс жертвы. И нужно понимать, что он возникает не вдруг, а с течением времени. И в этом главная сложность разрешения буллинга. Одним приказом сверху или законом весь этот гордиев узел не разрубить. Почему? У одного уже сформировался эффект наслаждения от насилия, у другого — страх. И то и другое зафиксировано в сознании настолько сильно, что административно их выбить не получится. Выход там же, где и вход, но выходить из ситуации нужно постепенно и очень аккуратно.

Обратный эффект

— Травля в школе вопрос особый, поскольку те или иные модели поведения вырабатываются с юных лет…

— Согласно соцопросу, 48% россиян были жертвами буллинга в школе, подвергаясь давлению со стороны, либо сами выступали в роли буллеров. Получается, если когда-то кем-то ты был унижен, при общении у тебя обязательно возникает желание восстановить свой статус-кво. Маленькая задачка для вас и читателей. Абсолютно забитый на работе папа, которого методично и жестко унижает начальник-самодур. У папы есть сын. Угадайте, каким вырастет сын.

— Скорее всего отец приходит с работы и отыгрывается на ребенке, и тот вырастет таким же забитым, как родитель. Другой вариант: сын, которого унижают дома, будет компенсировать подавленное состояние среди ровесников, которых сам будет «драконить»…

— Оба варианта верны. Папе не нравится, как с ним обращаются на службе, и, пытаясь самореализоваться, он будет неосознанно отыгрываться на ребенке. Хотя априори ни один родитель не хочет своему чаду плохого. Во втором случае — ребенок не видит, какой папа на работе, но видит, какой дома, и реализует папину модель поведения по отношению к более слабым. Есть третий вариант: ребенок станет буллером по отношению к родителю и будет манипулировать им в своих интересах. Ведь дети хорошо чувствуют, кто сильный, а кто слабый, по косвенным признакам считывая, что взрослый среди взрослых изгой и жертва. Аналогичную модель подавления отца скорее всего будет использовать кто-то из близких. Четвертый вариант: отец, понимая свою природную слабость, станет учить ребенка быть сильным, «не таким, как я». В итоге он получит противоположный эффект: агрессия, которую воспитывает в ребенке для успеха в обществе, обернется против него же.

— Иными словами, буллинг бывает обратным?

— Да, случается так, что насильник и жертва могут меняться местами. Приведу пример. Девочка холерического темперамента (сейчас уже взрослая женщина, мать двух детей дошкольного возраста) училась в школе в лихие 90-е. Учеба давалась легко, и неуемную энергию она тратила на активное взаимодействие с одноклассниками. Педагоги это оценивали негативно и, стремясь урегулировать ее поведение, постоянно ставили за него минус. Учителя выбрали метод воздействия через оценки, но просчитались: девочка, напротив, сама создавала для них ситуации стресса. Чревата история была тем, что старшие, желая восстановить статус-кво, могли отыгрываться вдвойне на ком-то другом.

«Давай-давай» не работает

— Как не стать жертвой давления со стороны одноклассников, сокурсников, коллег?

— Чаще это патологическая внутренняя особенность, которую не изменить. Ну, есть такой психотип — «жертва», и она показывает это всем своим внешним видом, поведением, неспособностью ответить. Вопрос в том, кто должен защищать ее. Ведь когда ребенок из-под материнского крыла приходит в новый коллектив, у него должен быть защитник. Кто? Педагог. И на сегодня должен стоять серьезный вопрос о специализированной подготовке учителей, обучению их правилам поведения в конфликтах и, в частности, при буллинге. Отмечу, когда данная ситуация доходит до крайности, тут должен работать профессионал высочайшего уровня, причем специализирующийся именно в области школьного буллинга. Возможно, даже психиатр — когда ситуация доходит уже до искажения личности, и пострадавший нуждается в гормональной коррекции. Речь идет о срочных случаях, когда у ребенка была попытка суицида, и у экспертов попросту нет времени на продолжительную терапию. Здесь врачебные манипуляции должны быть очень осторожными, т. к. у подростков организм растущий, гормоны и так скачут. И тут очень важна работа педагогов.

— Ну да, особенно когда они говорят, что дети «мешают работать»…

— Увы, по статистике, только 20% абитуриентов педагогических вузов — это те, кто реально горит профессией, идет в учительство осознанно и кто останется в нем несмотря ни на что. Остальные 80% — случайные люди. И я с трудом представляю, что такие привнесут в систему образования. Впрочем, с педагогов в данный момент психологический комфорт детей, как с тех же командиров в армии, не спрашивается. Да, у нас есть великолепные учителя, у которых в классе не тишь да гладь, но нормальные ученики: бегающие, дерущиеся, спорящие, но при этом не унижающие друг друга. Нормальная среда, которую поддерживают, в частности, методом похвалы. Это, кстати, один из способов противостоять буллингу в коллективе.

— То есть?

— Если социальные и психологические черты жертвы нельзя изменить, то можно найти плюсы в ее способностях. Не бывает людей бесталанных: кто-то быстро бегает, кто-то рисует, поет. И потенциальной жертве лишь нужно придать социальный статус, дать что-то, что станет значимо для окружения. Тогда человек будет уважать самого себя, к нему будут обращаться за помощью, а значит, и «козлом отпущения» он уже не будет. Задача специалистов-медиаторов (посредников в урегулировании конфликтных ситуаций) — не осуждать участников ситуации, мол, ты плохой, а ты, тюхтя, чего расселся, дай сдачи. Нет. Мы пытаемся вывести людей на позитиве. Например, что мы говорим жертве травли. Ты прав, отношение неприятное, но старайся уйти от него, чтобы не было больно. И, представьте, человек, которого до этого называли мямлей и говорили «давай-давай» — а он этого «давай-давай» в принципе не может, неожиданно ощущает поддержку. Нам нужно дать ресурс, чтобы он успокоился и начал говорить. Начнет говорить — увидим его потенциал. А увидим — сперва ему покажем, а потом сможем использовать и для восстановления статус-кво в обществе.

Родители — особая песня

— Без поддержки ближнего окружения в столь непростом деле, наверное, не обойтись…

— Ох… Родители — отдельная песня. Дело не в семейном насилии, которое в российском обществе тоже процветает, а ситуация буллинга нередко провоцируется именно родителями. Дело в том, что у нас сегодня никто не готовит мужчин и женщин к осознанному рождению и воспитанию детей. Взрослые очень безграмотны и зачастую не могут отследить какие-то моменты. При этом, являясь по сути хорошими, они защищают своих детей, которых обижают, на уровне животных инстинктов. То есть «не подходи, иначе убью!». И неважно, с чем идет другой — с миром или войной, а, может, и вовсе случайно рядом оказался… Агрессия сродни волчьей. А ведь крайне важно быть сознательным родителем и помогать детям социализироваться, а не вредить…

— Но разъяренная мамаша, учиняющая скандал классному руководителю, думает, что тоже помогает…

— Не будем ее осуждать, а дадим конкретный совет. Если родитель заметил признаки буллинга по отношению к своему чаду, нужно обращаться к педагогам или администрации школы с просьбой найти совместный выход из непростой ситуации. Определяющее слово — доброжелательный настрой. Хотя, конечно, в настоящее время у многих учителей компетенции в разрешении подобных ситуаций нет. Но в рамках проекта по созданию служб школьной медиации мы как раз и обучаем специалистов педагогической сферы тому, как восстанавливать отношения в коллективе, как избежать острых конфликтов и не допустить травли.