Знакомьтесь: Анна Владимировна Упорова, специалист отделения срочного социального обслуживания Центра социального обслуживания населения в Кировском районе Екатеринбурга. Она волшебница — превращает бомжей «обратно в людей». Любой журналист запродаст душу за необычные биографии, и вот на следующий день назначается встреча. У Ани на столе стопка папочек, лежит чей-то новенький паспорт с каким-то важным гербовым документом внутри…

[photo300]412[/photo300]

— О чем будем говорить? — предваряет она вопрос.

— А давайте вначале чай нальем. Конечно, нам, журналистам, подавай сенсацию про бомжей, про уголовников. Но вы же не только ими занимаетесь?

— Не только. Есть такая категория, как малообеспеченные граждане, инвалиды (улыбается Анна, разливая по чашкам чай).

— Вчера, на конкурсе социальных работников «Профессионал-2012», вы держались строго, сухо. Но удивили тем, что занимаетесь, как бы сказать, сложными судьбами. Почему вы соцработник?

— То ли я выбрала специальность, то ли она меня, уже и сказать сложно. Началось с того, что проучилась два года на журфаке нашего университета, вышла замуж, родился сын, пришлось на какое-то время оставить учебу, а потом как-то решила сменить вуз, стала студенткой Российского государственного социального университета. И работу решила себе подобрать к будущей специальности. Пришла в службу занятости, дали мне два направления: одно — помощником повара в кафе, другое — кондуктором в трамвай. А сюда, в Центр социального обслуживания населения, мне просто посоветовали зайти. Скорее, «отсоветовали». Сказали, вы только посмотрите, какая там зарплата! Но я пошла. Поговорила с заведующей Натальей Владимировной Шестаковой, и в результате уже третий год тут работаю.

— Любите свою работу?

— Не буду врать, в любом деле наступает момент профессиональной деформации. Труд, которым занят, нельзя не любить, он просто не будет получаться. У нас в отделении люди «золотые». Но тяжело, мы же не роботы, и к нам обращаются не «единицы обслуживания», а такие же люди, как и мы, но которым много хуже, чем нам. Когда понимаешь, что закон не позволяет помочь человеку, знаете, смутно становиться на душе. Вот малообеспеченные семьи. Понятно, не буду называть фамилии… Обращается к нам мать, сама инвалид, дочка у нее музыкой занимается, конкурсы разные выигрывала много раз. Они долгое время были нашими клиентами, но в связи с последними перерасчетами пенсии, буквально на несколько копеек «выпрыгнули» за определенный минимум, когда их можно считать малообеспеченной семьей. Лишились они субсидий. Чем я ей помогу? Ну, есть возможность предложить одежду-обувь секонд-хенд, спонсорскую помощь. А больше?! Выслушать могу, посочувствовать. Знаете, тяжело, когда напрямую с горем у человека сталкиваешься и чувствуешь свое бессилие. Еще пример: вдова, у нее тоже ребенок, девочка, мастерица, батиком занимается, в выставках разных участвовала. С небольшими вариациями история почти та же. Работая здесь, начинаешь понимать, что  для таких людей помощь оказывается явно недостаточной.

— Аня, а кто вы по гороскопу?

— Стрелец.

— Знак огненный. Люди под ним никогда не теряют надежду и на трудности судьбы смотрят с иронией. Это так?

— Немножко... А-а, догадалась… На конкурсе я была чуть другой. Первый день вышла с сессии, а мне заведующая говорит, давай готовься, через два дня конкурс, надо участвовать, слово, которое я не очень люблю, употребила — карьера, говорит… Так что, это было «непоказательное» выступление. Ну, не совсем показательное.

— Я когда услышал, кем вы в соцзащите занимаетесь, сразу захотел спросить: вам не страшно?

— Ну, вот вы и о бомжах (в глазах сверкает лучик веселой иронии). Нет, не страшно. Мы, во-первых, на такие адреса по одному не ходим. Если случай особый, с нами идет наш психолог, он мужчина крепкий. А во-вторых, мне их жалко. Они ведь очень разные люди, если не говорить про совсем опустившихся. А вы знаете, что в городе есть пара повенчавшихся в церкви бомжей (снова улыбается) Можно сказать, бывших. Оба — сироты. Мы мужчине сделали паспорт, регистрацию. У его женщины пока только регистрация. Он подрабатывал при одном из городских храмов, там они и повенчались. Сейчас есть у них какое-никакое, но жилье, мы с ними связь не теряем. Или вот однажды пришла к нам молоденькая беременная женщина. Тоже сирота, воспитывалась в детском доме в Пермской области. Куда ее направить? Я позвонила Юрию Ивановичу Потапенко, в его бюро по трудоустройству лиц, попавших в экстремальную жизненную ситуацию, попросила помощь. Юрий Иванович временно определил ее, лекарства оплатил, витамины. По своим каналам начал искать. Оказывается, она в розыске, но не за преступление, а потому что квартиру ей выделили в Перми и хотят ключи вручить (смеется). Одним словом, документы ей восстановили, живет в Перми, нашла себе настоящего спутника жизни, ребенка воспитывают.

— Но ведь чаще бывает по-другому?

— Бывает (задумалась). К нам мужчина обратился пенсионного возраста. Знаете, такой настоящий работяга, золотые руки. Когда-то познакомился с женщиной, зарегистрировали брак, жили, воспитывали вместе ее дочерей — совместных детей не было. А с возрастом женщина психически заболела. С мужчиной развелась — дочери заставили. О маме они позаботились, устроили ее в интернат с хорошим уходом. Квартиру продали, купили комнату, где мужчину даже не прописали, лишь временно зарегистрировали. Мы акт составили на предоставление ему путевки в дом-интернат, но буквально за несколько дней до прихода ответа он покончил жизнь самоубийством. Наверно, нервы (долгая пауза). И вспоминать тяжело, и говорить… Я лучше о другом человеке расскажу. Был у нас подопечный, бывший заключенный. Из 40 лет сознательной жизни больше 20 он провел за решеткой. Бомжевал, лишился обеих ног. Когда он после ампутации находился в ЦКБ № 7, я с ним воспитательную работу провела, что врачей надо слушаться, что если будет режим нарушать, так ему плохо будет… А он взял и нажаловался на меня медсестре, в плане, что я ему угрожаю. Она звонит заведующей. Та вызывает меня. Как так, что вы, Анна Владимировна себе позволяете?! Рассказываю, как было дело. Все-таки  на следующее утро еду в больницу. А он начинает первый: «Простите меня, не привык я к обращению нормальному». Хороший, как оказалось, человек, электрик по специальности. С приключениями, конечно, но устроили его временно в дом ветеранов, ведь для такого контингента существует специнтернат, в который они всячески отказываются идти жить. Кто-то режима там страшится, кто-то опять в среду подобных людей попадать не хочет. Я его видела, когда он на ортопедическом предприятии получал протезы. Удивилась: был худющий, как (показывает мизинец), черный, больной, а сейчас просто красавец-мужчина. Розовый цвет лица, пополнел, директор дома ветеранов им не нахвалится. Знаете, как приятно!

— Аня, а если вам предложат повышение, пойдете?

— (Пауза в пару секунд). Обманывать не буду, пойду. Не потому пойду, что карьеру делать хочется, хотя и это немаловажно: знаете, положение… зарплата. Просто возможностей будет больше помочь большему числу людей.

— И не жалко будет отсюда уходить?

— Честно? Жалко. В министерстве есть приемные дни и часы. А здесь каждая минута — приемная. Как-то под вечер приходит мужчина, примерно одного со мной возраста. Оборванный, документов нет, на ноге огромная гнойная рана. Предлагаем ему ехать в 7-ю больницу, чтобы там хоть рану ему обработали. Он ни в какую. Просит, дайте мне 400 рублей до дома добраться. Клянусь, говорит, отдам… Ох, ладно… Вздохнула, кошелек достала, дала свои. Говорю, как доедешь, обязательно мне позвони, что жив-здоров, добрался. На следующий день, утром, я еще сплю — звонок. «Анна Владимировна, я дома, уже побывал у врача»… Кто дома, у какого врача? Спросонок едва сообразила, кто звонит. Проходит где-то с месяц. Дверь открывается, заходит прилично одетый мужчина, подает мне 400 рублей. «Вот, говорит, пришел отдать долг». Человек жизнь наладил.

— А как в семье к такому относятся? Вы же не миллион тут получаете, чтобы вот так по 400 рублей «на риск» давать?

— Не миллион… (смеется). У меня муж хороший, он все понимает.

— А есть какая-нибудь отдушина от работы?

— Ой, ну какая отдушина: учеба, муж, сынишка растет.

— Не верю, что нет уголка в душе, который бы только для себя…

— Ну… Есть! Крестиком вышиваю. Нервы успокаивает. Есть собака. Кошка есть, вот какая белая, пушистая (показывает фото на телефоне). А еще орхидеи развожу. У меня они недавно повторно цвести начали. Капризные цветы, требовательные. Совсем как мои клиенты.

— И много у вас орхидей?

— Всего пять.

— А клиентов?

— О, в этом году только регистрацию оформила уже для 63-х человек. Сейчас легче, раньше ведь было как: нет прописки — не берут на работу, а нет работы — не будет прописки. Мы регистрацию оформляем лицам — бомж по месту пребывания, есть у нас помощники — организации, которые предоставляют нашим клиентам работу, а там, смотришь, и бывший бомж начинает «оживать», возвращается к нормальной жизни. Ведь большинство из них находятся в самом что ни на есть трудоспособном возрасте…

Выпита вторая чашка кофе. В кабинет, где Анна работает не одна, заходят-выходят посетители. Время прощаться.

— Аня, простите меня, лишил вас обеденного перерыва. Последний вопрос: чем вы точно сможете гордиться лет через 20?

— Буду гордиться своей семьей… детьми, внуками! Делами…