18 июля 1925 года художественный критик Николай Пунин записал в своем дневнике ленинградские слухи: «Расстреляны лицеисты. Говорят, 52 человека, остальные сосланы, имущество, вплоть до детских игрушек и зимних вещей, конфисковано. О расстреле нет официальных сообщений; в городе, конечно, все об этом знают, по крайней мере в тех кругах, с которыми мне приходится соприкасаться: в среде служащей интеллигенции». У этой трагической истории — своя предыстория.

…Лицеисты, о которых говорит Пунин, — это выпускники Александровского лицея, того самого, который окончил Пушкин, но переехавшего в 1844 году в Петербург и, само собой, потерявшего в названии слово Царскосельский. Императорский Александровский лицей поместили в большом здании на Каменноостровском проспекте. Место для петербургского Лицея тоже связано с Екатериной Великой. В Царском Селе мальчики учились во флигеле Екатерининского дворца, а в столице на этом участке в XVIII веке стоял первый в России Оспопрививальный дом, в котором матушка-императрица, а с ней и сын ее Павел сделали себе прививки, показав этим бесстрашие и презрение к ретроградам. В лицей принимали дворянских детей 10—12 лет и готовили их к государственной службе. Но устав был по сравнению с царскосельским изменен: теперь выпускники могли служить только в Министерстве внутренних дел, и только годы спустя их карьерам открылось и Министерство иностранных дел (как в свое время Пушкину). Зато принимать начали каждый год, а не как в Царском — раз в три года. Программа приравнивалась к университетской, преподавали видные ученые и практики, к примеру, юриспруденцию читал Анатолий Федорович Кони, пению обучал дирижер и композитор Александр Андреевич Архангельский, преподавал историю Сергей Федорович Платонов, русскую словесность — Яков Карлович Грот, литературу — Нестор Александрович Котляревский. Все это фигуры столь знаменитые, что представлять их нет никакой нужды. Лицей на Каменноостровском закончили целые династии: внук и правнук самого Пушкина, двенадцать баронов Корфов, семь князей Голицыных, шесть баронов Розен, а также Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, князь Дмитрий Александрович Шаховской (будущий архиепископ Иоанн Сан-Францисский), архимандрит Киприан (Керн), философ Лев Александрович Зандер. Здесь царил культ Пушкина, был основан музей поэта со своими святынями: автографом стихотворения «19 октября 1825 года», перстнем-талисманом, который всем памятен по тропининскому портрету. Лицеисты собирали прижизненные издания своего кумира, открыли Пушкинское лицейское общество. 19 октября в лицейском храме всегда служили литургию по случаю годовщины основания альма-матер. Вряд ли педагоги и учащиеся легендарного лицея тогда знали, что именно «пушкинские мотивы» станут причиной их гибели…

Не менее славная история и у Императорского училища правоведения. Основанное указом Николая I от 9 (21) мая 1835 года на средства принца Петра Ольденбургского (племянника царя) и при деятельном участии М. Сперанского, с целью «воспитания юридически компетентных кадров для административной и судебной деятельности», оно было закрытым учебным заведением, имевшим статус «перворазрядного» и уравненным с Царскосельским лицеем. Это было одно из самых престижных учебных заведений России. Среди выпускников училища была целая плеяда великих людей в области культуры: Петр Ильич Чайковский и его младший брат Модест (либреттист поздних опер гения русской музыки), композитор А. Серов, великий критик и идеолог «Могучей кучки» В. Стасов, поэты Алексей Жемчужников (один из коллективных авторов «Козьмы Пруткова») и Алексей Апухтин, знаменитый славянофил Иван Аксаков, режиссер и критик Николай Евреинов, юрист и политик Владимир Набоков (отец знаменитого писателя), чемпион мира по шахматам А. Алехин… Оба этих учебных заведения были закрыты в 1917 году — практически сразу после октябрьского переворота. И все же даже тогда никто не мог знать, какая чудовищная расправа ожидает лицеистов и правоведов — причем не в «горячие годы» Гражданской войны, и не в кровавую сталинскую эпоху, а в сравнительно «вегетарианские» времена НЭПа…

В «Архипелаге ГУЛАГ» читаем: «В том же году (1925-м. — Д. С.) где-то в Париже собираются лицеисты-эмигранты отметить традиционный «пушкинский» лицейский праздник. Об этом напечатано в газетах. Ясно, что это — затея смертельно раненного империализма. И вот арестовываются все лицеисты, еще оставшиеся в СССР, а заодно — и «правоведы». Это было так называемое «дело № 194Б», «дело лицеистов» (официальный «имярек» НКВД): всем «шили» обвинение в создании «контрреволюционной монархической организации». Самое потрясающее — выпускников обвинили в «заговоре 19 октября». Да, инкриминировался «священный день Лицея», когда его питомцы ежегодно собирались на дружеском обеде у одного из товарищей. Это очень характерная черта советской репрессивной машины: заставлять в школе учить и разъяснять пушкинское «19 октября» и за него же — арестовывать. В одном помещении — прославлять, в другом — проклинать, за верность одному и тому же. Мертвым — можно, живым — запрещено. Не сметь превращать историческую традицию в живую преемственность; привыкать к условности понятий, ценностей, морали…

Процессы шли негласно, в газетах ничего не сообщалось, большинство арестованных — юристов по образованию — не понимало, в чем именно их обвиняют. Суть «преступлений» следователей не интересовала: большинство арестованных допрашивали об одном — об их знакомствах и о месте нахождения бывших воспитанников. В июне 1925 года дело закончили: 26 человек (по другим сведениям — 27) ждал расстрел, 12 человек — десять лет лагерей с конфискацией имущества, остальных — различные сроки заключения и ссылки. Всего в списке осужденных — 81 имя. Приговоренных к ссылке увозили в грузовиках на Николаевский вокзал. Вдоль Знаменской улицы с раннего утра стояли родные и близкие: «сарафанное радио» достоверней молчащей газеты. «На Соловки!» — крикнул кто-то с грузовика. Последнему директору Лицея генералу Владимиру Александровичу Шильдеру было 70 лет. Он скончался в тюрьме во время следствия, узнав, что к расстрелу приговорен не только он сам, но также его сын, жена и многие ученики… Все лицеисты, осужденные «за Пушкина», были посмертно реабилитированы 31 января 1994 года.

Поразительная деталь: в те роковые дни многие вспомнили пророческие строки Пушкина, обращенные к однокурсникам: «Бог помочь вам, друзья мои, и в бурях, и в житейском горе, в краю чужом, в пустынном море и в мрачных пропастях земли!». Это было пророчество…