Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Секреты магии Востока

Я понимаю, почему известный коллекционер Олег Малахов (Челябинск — Санкт-Петербург) начал три десятка лет назад собирать японское декоративно-прикладное искусство и графику. Теперь его коллекция одна из лучших среди частных собраний страны. Малахов — человек, увлекающийся философией Востока — не мог остаться равнодушным к потрясающим творениям, созданным мастерами Японии: фарфор, бронза, гравюры укиё-э...

Это своего рода культурный шок, озарение, некие откровения, катарсис — называйте как хотите. А своими ощущениями, впечатлениями всегда хочется поделиться, вот и появляются выставки, подобные той, которая открылась в Музее изобразительных искусств (называется она «Сквозь ветви сакуры»), и тогда шедевры сами начинают вести диалог со зрителем.

Но поместить экспонаты под стекло или развесить на стене — вот вам, любуйтесь! — лишь полдела. Тут требуется большая внутренняя работа и еще — желание смотреть «во все глаза». Почему старец, держащий в руках жабу, полон таких ярких эмоций? Оказывается, это Гама-сэнин — старик, узнавший от этой самой жабы секрет долголетия. Еще бы ему не ликовать! Или почему на некоторых статуэтках очень много хорошо видимых трещинок, словно кракелюров на живописных полотнах?

[photo300]2739[/photo300]

Сергей Винокуров у стендов с экспонатами выставки.

Фото Натальи ЖИГАРЕВОЙ.

— Такова особенность керамики Карацу, — поясняет куратор выставки Сергей Винокуров. — Первые мастера-керамисты появились в Японии в конце XVI века, они были захвачены в Корее во время военного похода. Поселились на острове Кюсю и основали глиняное производство.

Тот период стал настоящим расцветом керамики («токи») — эксперименты с глазурью, обжигом, формой дали потрясающие результаты. Для изделий Карацу характерны не только мелкая сеточка на глазури, но и ее неровности, разрывы, дающие удивительный эффект. Керамика Бидзэн так же знаменита в мире. Она использует древние традиции — отсутствует глазурь. Выпекание глины идет очень долго и при высоких температурах (кстати, печи для изделий Бидзэн, как рассказал Сергей Винокуров, разжигают не чаще двух раз в год). Керамика приобретает особый блеск и при постукивании издает характерный мелодичный звук.

Здесь же, за стеклом, керамические изделия в стиле Раку — кажущиеся в чем-то неправильными, и яркие, с плавными, текучими линиями чашки и вазы в стиле Сумида. Сергей с увлечением рассказывает об истории создания шедевров японской керамики — кажется, он о ней знает все и, тем не менее, всегда находит для себя какие-то новые эмоции, которые рождаются от этого самого «диалога со зрителем».

В какой-то момент все становятся равны — и «отягощенный знаниями» искусствовед, и впервые соприкоснувшийся с эстетикой декоративно-прикладного искусства Дальнего Востока человек, для которого все является откровением. Чистые эмоции дают погружение — и как тут не понять синтоизм, обожествляющий природные силы и явления. И как не понять Европу, некогда в своем эгоцентризме считавшую себя центром мироздания, раздававшую бусинки и ленточки папуасам, а в середине XIX века открывшую грандиозное искусство Японии. Многие представления и догмы тогда рухнули. Линия «зазвучала» совсем иначе, цвет подарил новые ощущения. Моне, Мане, Дега, Ренуар, Ван Гог поддались обаянию японской графики — причем увлечение японским искусством носило характер фанатизма. Критик Филипп Бюрти даже ввел в обиход термин «японизм». А в самой Японии, отошедшей от векового затворничества, началась эпоха расцвета Мэйдзи.

…Идем дальше. А дальше — новый всплеск эмоций: творения в технике Клуазоне (перегородки, или «сиппо» по-японски). Это сложнейшая техника (существует с XVII века), которая не подвластна «техническому прогрессу» — никакой механизации, все вручную. На нанесенный узор накладывают тончайшие (ребром) проволочки из меди, серебра или золота, они и называются перегородками. Получаются своего рода ячейки, которые заполняются эмалью. Результат поразительный.

[photo300]2740[/photo300]

Кувшин с композицией «Гейша на прогулке у реки», период Тайсё (1912-1926), Кутани, стиль Сёдза. Фарфор.

Фото Натальи ЖИГАРЕВОЙ.

Богатейший раздел выставки — это фарфор. История его появления в Японии связана с чайной церемонией и испытала влияние Китая и Кореи. Но какое бы влияние обе эти страны ни оказали на декоративно-прикладное искусство Японии, на ее почве все приобретало уникальные черты, поэтому и поддаются магии этой страны многочисленные коллекционеры и собиратели. Бело-голубой фарфор Арита, тончайший фарфор Хирадо, красно-золотые изделия Кутани… Я понимаю, где черпал свое вдохновение и любимый мной модерн. Богато представлена на выставке бронза эпохи Мэйдзи. Париж, Вена, Филадельфия были потрясены, когда на всемирных выставках в 70-е годы XIX века появились изделия художественных ремесел из Страны восходящего солнца. Мир в бронзе, населенный фантастическими животными и птицами, ошеломлял.

[photo300]2741[/photo300]

Окимоно «Тенага и Ашинага», эпоха Мэйдзи, 1880-е. Дерево, резьба.

Фото Натальи ЖИГАРЕВОЙ.

Впечатляюща и резьба по кости. Особенно нэцке и окимоно (последние отличаются от нэцке отсутствием отверстия для шнура и предназначались для того, чтобы их просто ставили на полки, украшая интерьер). За ними уже второе столетие не прекращают охоту коллекционеры всего мира — так прекрасны и неповторимы эти фигурки. Вырезанные из слоновой кости или дерева, отлитые из металла, они продаются за колоссальные деньги на аукционах. Их сложно атрибутировать — тут надо знать японские традиции, к примеру, запрещалось ставить клейма мастера на изделиях для знати. Кстати, в самой Японии старинных нэцке и окимоно мало осталось — все скупили Европа и Америка.

Наконец, графика из коллекции Малахова. Достаточно назвать имена великого Андо Хиросигэ и Утагава Кунисада, чтобы понять, каков уровень выставки в Музее изо. Творчество Хиросигэ — высшее достижение последнего периода укиё-э. В отличие от другого выдающегося мастера пейзажей Хокусая, создававшего более величественные образы природы, гравюры Хиросигэ проникнуты тонким лиризмом, он великолепно передает неповторимое настроение самого маленького уголка природы — вы только вглядитесь в изумительную работу «Фестиваль в Танабата» (из серии «Знаменитые виды Эдо»), Хиросигэ потрясающе передал зыбкое состояние природы, его сиюминутность. Не правда ли, понятной становится вся притягательность укиё-э для импрессионистов.

[photo]2742[/photo]

Андо Хиросигэ «Фестиваль Танабата», серия «Знаменитые виды Эдо», 1857 год. Ксилография.

Японские мастера часто испытывали нужду и нищету, но они бесстрашно смотрели ей в лицо, умели радоваться луне и цветущей вишне, восхищались листьями кленов, цветком камелии, черпали вдохновение в стрекоте цикад… Они ценили каждое мгновение, которое им дарует жизнь, и передавали это в своих творениях. Таков секрет их магии.

Контекст

Однажды великий китайский поэт и художник Су Ши сказал про своего коллегу, писавшего тушью бамбук: «Он сосредоточен на бамбуке, а не на себе». То же самое можно сказать и о японских мастерах. В нескольких штрихах, развороте листьев или наклоне бутона может быть скрыта целая философия.

[youtube]Dq0doPcC3KU[/youtube]

Автор статьи: Юрий МАРЧЕНКОВ, фото: Наталья ЖИГАРЕВА.

Другие новости