Пока мы беседуем, он постоянно отвечает на звонки других журналистов, перезванивает в детский онкоцентр, беседует с представителями бизнеса… 36-летний Андрей Рассказов, отец девочки-подростка, больной раком крови, уверен: если повесить нос, болезнь не заставит себя долго ждать. И, вновь набирая номер телефона, Андрей бодро отвечает на всхлипы мамы девочки: «Ну все, успокойся! Мы спасем Маришку. Обязательно».

Дорогой недуг

— Что же случилось с Мариной?

— Все началось с января этого года. Марине 14-ть, и она, как многие девчонки ее возраста, ходила на фитнес. Пришла как-то с тренировки, мол, нога болит. Думали, подвернула. А нога припухла, потом поднялась температура до 38 градусов, сбить не могли. Врачи поставили диагноз ОРЗ, но затем обратили внимание на саму ногу. Сделали УЗИ, сдали кровь на анализ… Оказалось, показатели очень плохие. И в ночь с 11 на 12 января дочь привезли из Верхней Пышмы в Екатеринбург, в Центр детской онкологии и гематологии. А на утро поставили диагноз: острый недифференцированный лейкоз. Начали лечение, прошли 4 блока химеотерапии, но 13 апреля, когда взяли пробы на анализ, поняли, что лечение не дает результатов. Конечно, все в шоке. Но я собрался с мыслями и решил, что просто так мы не сдадимся.

— Как отреагировала на болезнь сама девочка?

— Она молодец! Плакала только раз — когда после химии попала в реанимацию. Мы с мамой Марины там круглосуточно дежурили. Врачи сразу предупреждали, что будет тяжело и нужно готовиться ко всему. Но доченька справилась и через неделю уже вернулась в палату. Она хорошо держится, улыбается, шутит. Учебу дистанционно продолжает, хочет 8-й класс закончить на четверки-пятерки и перейти в 9-й. Гравюры еще делает, на продажу. Нам же для лечения за рубежом нужно собрать около 350 тыс. евро — это в пересчете на российские деньги около 20 млн рублей. Откуда у обычного человека такая сумма? Вот мы и обратились за помощью к людям.

— Кто-то уже откликнулся?

— Например, родительский комитет верхнепышминской школы № 2, где учится Маришка, насобирал около 50 тыс., одноклассники ее устраивали благотворительные акции. Я сам с волонтерами на улице пел-танцевал, чтобы привлечь к нашей беде внимание прохожих. Подключил активистов из уральских благотворительных фондов, екатеринбургских предпринимателей, торговые сети, муниципалитет Екатеринбурга, своих коллег из МЧС, отправил письмо в российское министерство обороны, может, по решению Сергея Шойгу нам выделят хоть какую-нибудь сумму на лечение. Очень помогают родители, которые уже потеряли детей от того же заболевания. Они подсказывают, как и где искать клиники, помогают с распространением информации о Маришке, оформлением документов, визами, билетами. На сегодня, благодаря помощи со стороны, собрали около 1,5 млн. Причем часть денег нам отдала Олеся Белозерова, мама 13-летней Саши, которая лежала на одном этаже с Маришкой, но за пару дней до вылета в заграничную клинику умерла…

— Дочке сказали об этом?

— Через пару дней она сама узнала из новостей. Спросила, почему не сказали сразу. А мы не хотели ее расстраивать. Подумайте сами, какая в клинике атмосфера. Сегодня ребята бегают живые, а завтра… Там эмоционально очень трудно. И хотя с детьми постоянно находятся мамы, с ними беседует психолог, все равно… Сама Маринка — еще ребенок, и находиться круглосуточно под капельницей ей, …понимаете, каково. Но когда звонит ее младший братишка, Кирилл, она становится веселее. Школьные подружки тоже не забывают. В соцсетях, где мы создали группу в поддержку дочери, люди пишут много добрых слов, поддерживают.

Заграница нам поможет?

— Удивительно — на дворе кризис, а народ деньги на чужого ребенка перечисляет! Тем более сфера здоровья — благодатная почва для мошенничества…

— Беда сплачивает людей. И они начинают помогать: кто — чем, независимо от возраста, социального статуса, уровня дохода. Бабушки звонят, переживают, и ком нарастает с каждым днем. Россияне — они и в Африке россияне, золотые сердца. Молодцы! А если говорить о помощи благотворительных фондов, то туда мошенники попросту не попадут. Там проверяют, реальна ли история, звонят лечащим врачам, уточняют диагноз. Огромное спасибо детскому онкологу Ольге Макаровой, которая ведет Маришку. Что бы мы без нее делали?

— Когда стало ясно, что лечение не помогает, куда обратились?

— Нас отправили в московский научно-клинический центр детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева. Но оттуда пришел ответ, что по показаниям мы можем лечиться и на Урале. Мол, если организм не ответит на химию, т.е. не начнет уничтожать раковые клетки в крови, останется сдерживающая терапия. В переводе с медицинского, как я понимаю, это возможность дать ребенку спокойно умереть. Организм Марины на химию не отвечает…

— И вы считаете, что за границей помогут?

— Да. Пока у доченьки есть силы, мы хотим успеть вылететь в одну из клиник за рубежом. Пока рассматриваем варианты в Италии, Германии, Израиле. Маришке нужна трансплантация костного мозга, но в российском регистре доноров не найдено. И потом, процедуру могут проводить профессионалы, владеющие последними методиками лечения и научными разработками. А наша медицина, конечно, самая лучшая, но от мирового уровня отстает лет на 20-ть. А за рубежом существуют уникальные технологии, позволяющие излечивать самые нестандартные формы рака клеток крови. У нас онкологию тоже побеждают, но те 30%, которые выпадают на случаи, подобные Марининому, оставляют врачей бессильными. За рубежом, кроме того, применяют высокотехнологичные лекарства, которые у нас даже не зарегистрированы в Минздраве. Уж не знаю, какими путями российские родители их завозят в страну, но оригинальные препараты из Европы или США помогают лучше, чем китайские аналоги, которыми лечат у нас. Я могу заблуждаться, но… Нужно использовать все шансы.

Главное — жизнь

— Но и там дети, простите, умирают…

— Соглашусь. Онкология — вообще лотерея. Русская рулетка. И никто никогда не дает никакой гарантии. Но если снабдить наших врачей хорошими препаратами, оборудованием, наладить международное сотрудничество, может, прогресс в лечении раковых заболеваний в России и будет. Пока же у нас нет даже правдивой статистики по смертности. И если с онкобольными детьми еще можно надеяться на помощь фондов и меценатов, со взрослыми, что называется, пиши пропало.

— Почему?

— Не могу ответить на ваш вопрос. Просто послушайте, что между собой говорят пациенты... Но процент излечения за рубежом, между прочим, выше. Копаться в этой проблеме не хочется — главное, поставить на ноги доченьку.

— Как вас и ваших близких изменила трагедия с Мариной?

— Когда болеет ребенок, мировоззрение меняется полностью. Особенно отношение к деньгам и всевозможным волнениям, тревогам, переживаниям. Когда слышишь, что кто заморачивается из-за поцарапанной машины или низкой зарплаты, хочется кричать: «Это же ерунда все!». Какая трагедия в разводе? Фигня! И испытание с Маришкой выпало мне и моей семье, наверное, именно для того, чтобы в нас что-то переориентировать. Знаете, я верующий и в церковь ходил свечку поставить или помолиться. Но я раньше делал это без глубокого осознания. Теперь, борясь за жизнь дочери, я многое пересмотрел и понимаю, что все — мишура, пыль. Самое главное, чтобы все живы были и здоровы. Если верить в успех, все получится.

[photo300]2676[/photo300]