Инициатор законопроекта — зампредседателя комитета по энергетике Госдумы РФ Олег Михеев считает, что воровская культура развращает молодежь и, романтизируя преступное поведение и героизируя жестокость, формирует неправильное мировосприятие и искаженную систему ценностей.

С одной стороны, парламентарий будто бы прав. В преступном мире действительно существуют свои правила, отличные от норм общества, живущего в рамках закона. Следование этим правилам, как и агрессия с жестокостью, помогают преступникам, словно диким животным, выживать.

И все бы ничего, но песни о тяжелой доле вора, выходя за рамки узкого круга слушателей с аналогичной судьбой, почему-то обретают любовь масс. Та же история авантюристки начала прошлого века Соньки Золотой Ручки, закончившей свои дни на каторге Сахалина, вызывает сочувствие. Почему? Потому что это, как ни крути, народное творчество. Здесь реалии мира, живущего вне закона, через призму авторского восприятия становятся далекими от реальности, идеализированными. Так бывает с любым художественным произведением, и даже самая наидокументальнейшая вещь, будучи продуктом сознательного отбора материала и выбора акцентов, все равно останется «придумкой».

«Последний вор уходит на этап, на проклятье отца и молчание брата, он не хотел, но положено было, и ответил: «Вам не понять»! Тихо обнял он мать и добавил: «Так надо»… — согласитесь, пример из песенного альбома колонистов Можайской воспитательно-трудовой колонии весьма показателен. Тут, да и в любых других блатных песнях, образ главного героя нарисован с любовью, состраданием. Оно и понятно: вряд ли сидельцы будут очернять себя со товарищи, выставляя подлыми негодяями и сволочами. Напротив, оправдание героя-преступника перед обществом — одна из характерных черт блатняка.

К тому же блатная культура, как пишут в литературоведческих исследованиях, имеет особое происхождение. Зародилась она в XIX веке, имела прямое отношение к арестантской среде. Песни назывались каторжные или острожные. Популярность же к ним пришла в начале XX века, когда возник интерес к людям из мира отверженных — жертвам несправедливости буржуазного общества. Босяки, хулиганы, фраера воплощали дух бунтарства, неследования устоявшимся рамкам и традициям. Эти же посылы прослеживаются и в нынешних композициях.

— Я в молодости блатняком заслушивался, а сейчас слушаю только если ностальгия взыграет, — делится водитель-дальнобойщик Слава Михайлов. — По-моему, смысл большинства песен направлен против «мусоров»-беспредельщиков, против несправедливости. Как ни странно, но во многих говорится о духовности, о бессмысленности денег: сегодня есть, завтра нет… Не это в жизни главное. Много поется о свободе не только физической, но и моральной, ведь и в тюрьме можно не быть рабом.

[photo300]2552[/photo300]

Фото с сайта ytimg.com.

По мнению Славы, опасения властей по поводу негативного влияния культуры криминального мира на молодых россиян напрасны: «Когда слушаешь блатняк, нет желания пойти украсть и сесть в тюрьму, а хочется, наоборот, быть самому по себе».

На защиту творчества «уркоганов» (которое в современной эстраде переродилось в шансон) выступают и представители шоу-бизнеса, в том числе уральские исполнители рок-музыки и популярной эстрады.

— Зачем оценивать блатные песни отрицательно — не понимаю, — говорит «дедушка уральского рока», композитор, гендиректор студии звукозаписи «TUTTI records» Александр Пантыкин. — Детей, на мой взгляд, надо растить только на классике независимо от жанра. Сначала же воспитывают на проверенном, формируют вкус, а уж потом на полученной основе развивают дальше.

— В любом жанре найдется место посредственности, и наоборот, — дополняет музыкант, фронтмен группы «Сансара» Александр Гагарин. — Например, в лучшем смысле шансон — это Митяев, Розенбаум, чьи композиции образны, лиричны, богаты, в худшем… не стоит и называть. Шансон же сам по себе ни в чем не виноват. А песни вообще могут быть о чем угодно. На то они и песни.

Тем более, ясных критериев, какие композиции относить к «гиблому» жанру, как выявлять степень его негативного влияния на молодого слушателя и в целом, как воплощать запрет в жизнь, Олег Михеев в законопроекте не поясняет. При подобной расплывчатости под раздачу могут попасть даже такие невинные авторы, как Эдуард Суровый — один из образов юмориста Гарика «Бульдога» Харламова, разыгрывающий барда «с тяжелой судьбой». Или, например, Эдика Жданова, который поет: «…На мои 16 лет подарила мама мне вязаный жакет».

Скептически относится к затее запрета и молодое поколение россиян.

— Цензуры творчества быть не должно, поскольку каждый исполнитель работает на свою аудиторию, — считает студент свердловского колледжа искусств и культуры, ведущий «ВУЗ News», артист и шоумен Матвей Вишня. — Шансон большинство российской молодежи не слушает точно. Наше поколение, выросшее на MTV, предпочитает поп-музыку, и чаще западную. А шансон как раз любит аудитория постарше, из числа ровесников инициатора законопроекта… Ни для кого, например, не секрет, что супруга нашего премьер-министра Светлана Медведева большая фанатка Стаса Михайлова…

Немаловажен и такой момент, что многие песни о вольной воле появились на свет не стихийно, а с определенными целями. Та же группа «Лесоповал», созданная в 1990-м поэтом Михаилом Таничем, некогда «мотавшим срок» в советских лагерях, после смерти отца-основателя в 2008-м превратилась в проект для заработка денег. У русского шансона, замечают акулы уральской музыкальной сферы, тот же путь, что и у рока: от закрытой субкультуры он дошел до совершенно коммерческого продукта. Это ни хорошо, ни плохо, просто факт. Директор медиа-лаборатории S.G.T.R.K, продюсер группы «Смысловые галлюцинации» Олег Гененфельд дополняет: «Чем меньше СМИ будут писать о подобных пустозвонных затеях, тем меньше у их авторов-депутатов будет возможностей пиариться, и, может, инициативы такого рода исчезнут сами собой».

— Вместо запрета блатняка государству стоило бы направить усилия на решение экономических и социальных вопросов, эту культуру порождающих, — считает куратор Уральского филиала ГЦСИ Илья Шипиловских. — Люди пишут песни о том, что их волнует и тревожит, а в случае субкультурных явлений, подобных блатной песне, еще и для передачи правил поведения и норм. Пока воровская романтика в России — распространенное мировоззрение, никакие культурные запреты не снимут проблем, стоящих за ним.

— Какая в стране культура, такие и песни, — заключает музыкант, главред онлайн-сервиса для брокеров, экс-главред ряда глянцевых журналов Павел Бабушкин. — Чтобы повысить ее уровень, нужно не запрещать что-то, а строить театры и библиотеки, галереи и парки культуры, планетарии и летние эстрады. Нужно платить учителям. Устраивать фестивали. Снимать хорошее кино. Тогда блатняк запретится сам собой. Кому нужны дешевые поделки про «нелегкую житуху», когда рядом столько прекрасного?

В заключение остается добавить, что в английском языке есть выражение, которое обозначает охотника за культурной «вкуснятиной». Пока в русском не появится что-то аналогичное, рожденное из глубин российского менталитета, многие граждане страны, сидя на кортах, будут петь «Голуби летят над нашей зоной», смотреть «Бандитский Петербург», читать биографию Саши Белого и прочие изыски, невзирая ни на какие посылы сверху.

[youtube]tpSlDlp3P88[/youtube]